Долгая дорога к дюнам
Шрифт:
– Да что там говорить, – неожиданно сказал Данияр, стоящий попрежнему у камина. Андрей давно не слышал его голоса и вздрогнул от неожиданности. По тому, как все замолчали, он понял, что мнение Данияра здесь довольно весомо. Никто не удивился его реплике, но все заинтересовались.
– Русские гордятся тем, что привили многим народам европейскую культуру, – спокойно продолжил Данияр, – русскую литературу, поэзию, русский язык – один из мировых языков. Это, пожалуй, бесспорно. Что ж, ладно. Но посмотрите, что сами русские приобрели из культуры присоединенных, так или иначе, народов? Ничего! Самомнение не позволило опуститься до массового, а не чисто академического изучения многовекового наследия соседних народов. Кто из русских, кроме специалистов, знает, например, туркменский язык, или узбекскую поэзию? Или казахский язык, или литовский, например, или хотя бы самые
Сейчас Андрей испытывал настоящий шок. Он не ожидал услышать от этого примитивного, как он считал, парня таких слов. Чувствовалось, что человека давно и глубоко волнует то, о чем он говорил.
– Более того, – продолжил парень, лежащий на полу, – не изучая богатейшую, а, главное, самобытную культуру других народов, живущих рядом, русский народ не позволил себе оценить по-достоинству другие нации. А, значит, не позволил себе признать другие народы равными себе в цивилизационном плане, то есть подлинно равными, как и записано было в конституции. Я говорю не об изучении истории, культуры и языка других народов учеными-специалистами, а о массовом интересе к этим вещам, о любознательности, как ты, Данияр, сказал, искреннем интересе к своему соседу. Можно завалить другие народы материальными благами, на которые русский народ никогда жаден не был, но отказывая в культурной полноценности другим народам, он сам и развалил Советский Союз. И самое печальное, что после этого культурная обособленность, слепота и глухота россиян, пренебрежение культурой и традициями соотечественников другой национальности только усилилась. А ведь в России по-прежнему проживает множество народов.
– И, самое печальное, что русские люди всегда считали культуру живущих рядом народов чем-то ущербным, – снова неторопливо, словно размышляя наедине с собой, заговорил Данияр, – литературу неинтересной, поэзию – какими-то дремучими народными сказаниями. И даже не пытались взять в руки книгу и прочесть! Вот, я спрошу русских наших друзей, кто, скажем, знает такого казахского поэта – Джамбула Джабаева, кто прочтет по памяти хоть строку из его произведений?
Андрей, любивший поэзию, где-то слышал это имя, вспомнилась даже обложка книжки в школьной библиотеке, но не более того. Видимо, у других ребят знакомство с этим поэтом было не более глубоким, поэтому воцарилась тишина, а затем кто-то ответил, кажется, девушка-казашка, сидящая в кресле:
– Данияр, позволь, я помогу нашим друзьям. Джамбул Джабаев написал такое стихотворение, – и красивым, артистически поставленным голосом начала читать по памяти стихи:
Ленинградцы, дети мои!Ленинградцы, гордость моя! Мне в струе степного ручья Виден отблеск невской струи. Если вдоль снеговых хребтовВзором старческим я скользну,Вижу своды ваших мостов,Зорь балтийских голубизну, Фонарей вечерних рои,Золоченых крыш острия…Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя!И сделав весьма уместную театральную паузу, обведя взглядом присутствующих, улыбнулась, довольная произведенным эффектом, и очень серьезно продолжила:
Не затем я на свете жил,Чтоб разбойничий чуять смрад;Не затем вам, братья, служил,ЧтобВсе присутствующие восторженно, хотя и негромко зааплодировали, стали заслуженно хвалить девушку, имени которой Андрей, кажется, не знал. Она всех благодарила и приглашала в какой-то студенческий театр.
– Я думаю, ребята, вы все-таки не совсем правы, – взяла слово девушка, сидящая рядом с Андреем, и от ее голоса у него вновь пол ушел из-под ног, – я думаю, – повторила она, – что если бы русские не интересовались культурой других народов, то русский язык не был бы наполнен словами из множества других языков, в том числе тюркских, к которому относится и наш, казахский, язык.
«Кто она? Филолог?» – подумал Андрей.
– Например, карандаш, – продолжала девушка, – это наш казахский карындас, а еще – сундук, башмак и много других слов.
– А слово конфета – итальянское, – добавила симпатичная полная русская девочка Юля, держа эту конфету в руке.
– А вот шоколад, из которого она сделана, это слово из лексикона американских индейцев ацтеков, – сказал, улыбнувшись, Андрей, а сахар – слово из хинди. Сироп же, сделанный из него, это уже персидское слово…»
Перебивая, поправляя друг друга, смеясь и немного кривляясь, студенты начали выкрикивать, иногда по-школьному поднимая руку:
«Портфель – французское, а ранец немецкое слово…»
«Орангутанг – малайское!»
«Киоск – турецкое слово!»
– А бегемот – слово еврейское и означает «водяная корова», – сказал Данияр настолько серьезно, что забавная игра разом прекратилась. – Беда в том, что все эти заимствования произошли в средние века, когда еще молодая русская нация была открыта миру и впитывала в себя, как губка, и восточную религию, и, одновременно, западную культуру. Впитывала все: новую живопись, науку, символику, новые имена и слова. Итогом этого стал русский ренессанс – Ломоносов, Пушкин, великие художники и композиторы. Россия обрела свою великую культуру и перестала живо интересоваться другими. С того времени и начался закат империи.
«Поразительно разумный антитезиз…» – подумал вновь удивленный Андрей.
Тем временем на столе появились новые бутылки, чистые бокалы, изумительный по красоте чайный сервиз, – Андрей невольно залюбовался им в отсвете свечей, – разливался душистый чай, резались два торта. Комната казалась сказочной в неверном свете свечей, в дыму кальяна, в легкой алкогольной неге…
Андрей не удержался и взял слово:
– Мне кажется, дело в том, что русскому народу свойственен так называемый массовый стихийный экзистенциализм. Они (стало модно говорить «они» о русских, живущих там, в России, в отличие от русских, живущих здесь, казахстанцев) могут развиваться только в пограничных, тревожных ситуациях и проявлять в них все лучшие качества – волю, трудолюбие, героизм…Во время революций, войн, стихийных бедствий. Или после них, восстанавливая страну. Курьезный пример – водородную бомбу смогли сделать за решеткой, в шарашках, а на свободе – нет, не смогли. На Западе было бы наоборот. Столыпин просил у Бога двадцать лет спокойной жизни для России, но дело-то в том, что русские не могут долго развиваться в спокойных условиях, и поэтому чтобы не деградировать, бессознательно сами себе устраивают невероятные по жестокости испытания: войны, революции, репрессии. Даже при добряке Брежневе не усидели – залезли в Афганистан. Вот когда научатся прогрессировать в условиях стабильной и спокойной жизни, трудиться каждый день, и день ото дня лучше и лучше, а не скатываться в болото застоя, тогда и наступит новый русский ренессанс, новое возрождение России.
– Как бы нам снова не плакать от такого возрождения России, – тихо заметил Данияр.
– А чтобы не быть пугалом для соседей и всего мира, и нужно то, о чем ты говорил, – Андрей впервые вступил в диалог с Данияром, – искренний интерес и уважение к соседним народам, тогда появятся равноправные и взаимовыгодные отношения, все от них только выиграют…
– Ну что ж, твоими устами да Богу в уши. Так, кажется, звучит пословица?
– Да…это поговорка.
– Ну, все равно, а нам, пожалуй, пора… – неожиданно урезал разговор Данияр.