Долгая зима
Шрифт:
Киска доживает последние часы.
Справа показались заснеженные просторы Риджентс-парка.
– Что стало с животными из зоопарка? – поинтересовался Эндрю.
– Их забили накануне установления границы. Все съедобные туши были перевезены в Пейл.
– Кто же решал, что съедобно, а что нет?
Чисхолм рассмеялся:
– Тут вы правы. Но стандарты меняются довольно быстро. Думаю, сейчас кто-нибудь жует гремучую змею или дикобраза – может, жареных, а может, и в сыром виде.
Непробиваемой бесчувственности капитана оставалось позавидовать. В его деле это было ценным
Теперь мимо проносились пустынные лужайки зоопарка. Между домами поднимался дым – слишком стремительно, чтобы его можно было принять за дымок от костра, на котором мирно разогревается пища. Где-то начался очередной пожар. Пожары пожирали Большой Лондон со времени учреждения Пейла; по ночам небо озарялось зловещими сполохами. Однако пока по городу еще не прокатывался огненный вал; то ли везение, то ли просто слишком много снега и льда, чтобы дать разгуляться огню.
Беда подстерегала их напротив станции метро «Кингз-Кросс». Стоило машине выехать на перекресток Каледониэн-Роуд и Пентонвилл, как один из солдат вскрикнул: вторая машина, отставшая ярдов на двадцать – тридцать, неожиданно остановилась. Головной автомобиль вернулся назад, затормозив совсем рядом.
– Что случилось? – окликнул Чисхолм.
– Заглохли, – прокричал в ответ сержант, командовавший вторым экипажем. – Бриггс пытается разобраться, в чем дело.
Водитель поднял капот и, не поднимая головы, буркнул что-то про свечи.
– Вылезай-ка и помоги ему, Сэнди, – приказал Чисхолм своему водителю.
Когда умолк второй двигатель, воцарилась тревожная тишина Здесь, на пересечении пяти улиц, они были как на ладони. Эндрю поделился своими опасениями с Чисхолмом.
– Верно. Но все-таки открытое пространство предпочтительнее. Нас не смогут застать врасплох. – Капитан обвел взглядом безмолвные строения. – Идиллия, не правда ли?
Идиллия продолжалась до тех пор, пока не появились люди. Сперва их было немного и они невинно стояли в дверях и на углах улиц, откуда можно было незаметно улизнуть. Однако постепенно число зевак росло, они становились все смелее. В двадцати ярдах от замерших машин на мостовую вышел мужчина, потряс кулаком и принялся осыпать оскорблениями неподвижно наблюдающих за ним солдат. Эндрю чувствовал, что Чисхолм с трудом сдерживает гнев. Однако приказа стрелять не прозвучало.
Как ни странно, крикуна образумили его же товарищи.
Вняв их призыву успокоиться, он умолк и неуклюже заковылял к тротуару. Однако тут же, словно по условному сигналу, к машинам устремились доселе молчавшие фигуры.
Люди имели мирные намерения – более того, пока они демонстрировали дружелюбие.
Вперед выступил низкорослый человечек в драном пальто:
– Хотите помогу, командир? Я разбираюсь в двигателях – как-никак работал в гараже.
Пытаясь
– Спасибо, мы справимся сами.
В толпе оказались по меньшей мере три женщины. Одна из них, здоровенная особа лет пятидесяти, радостно прокричала:
– Не подвезешь меня в город, паренек? С самого утра не могу дождаться автобуса.
Послышались смешки. Заулыбались и солдаты. Женщина приободрилась:
– Может, все-таки потеснитесь? Могу пристроиться у кого-нибудь на коленях. Цена автобусного билета – и я ваша со всеми потрохами. Смотрите не упустите такой возможности! Скоро меня уже не купишь!
Чисхолм смотрел прямо перед собой, не мигая. Остальные относились к этой болтовне всего лишь как к шутке – триумфу английского чувства юмора над нечеловеческими условиями существования. Однако атмосфера резко накалилась, когда крикунье стала вторить еще одна женщина – худая как смерть, седовласая, лет на пять – десять старше первой, с яростно горящими голубыми глазами:
– Возьмите меня с собой, мистер!
Ответа не последовало. Смех утих. Вторая женщина шагнула вперед и очутилась на расстоянии протянутой руки от машины.
– Потом я уйду, – не унималась она. – Я не прошу, чтобы меня там оставили. Там моя дочь. Она вот-вот родит.
Просто посмотреть, все ли у нее в порядке. И тут же назад.
Чисхолм все так же хранил молчание.
– Обещаю, что уйду и не причиню вам хлопот, – умоляла женщина.
По толпе пронесся шумок. Раздался мужской голос:
– Разве вы не можете ее захватить?
Женщина подошла еще ближе, остальные двинулись за ней следом.
– Назад, все назад! – прикрикнул Чисхолм. – Это военный патруль. Назад!
Тот же мужской голос укоризненно произнес:
– Когда я служил в армии, мы сражались за свой народ, а не против него. Что же это за армия, если она обрекает женщин и ребятишек на голодную смерть? Вам бы следовало брать их под защиту, а вы только и знаете, что кричать «назад!».
– Мы обязаны подчиняться приказам, – выдавил Чисхолм.
Видимо, он просто не мог оставить свои действия без оправданий, подумал Эндрю; однако именно этого ему не следовало делать. Толпа немедленно ответила яростным воплем и ринулась на машины. Чисхолм снова крикнул «назад!» – впустую. Стоило ему дать понять, что солдат – нечто большее, чем просто фигура в форме, как он уже вызывал меньше страха, меньше уважения. Толпа ожесточилась, в ней проснулась слепая надежда на победу.
Из задних рядов кто-то басовито выкрикнул:
– Отберите у них винтовки! Мы найдем им применение!
Если бы люди получили приказ открыть огонь, то на столь близком расстоянии это превратилось бы в форменный расстрел; кроме того, никто не мог бы поручиться, чем все кончится. На одного солдата пока приходилось по три горожанина, но из боковых улочек выходили все новые и новые люди. Если не открыть огонь, их судьба не вызывает сомнений… Замерев при этой мысли, Эндрю не расслышал новой команды, которую успел отдать Чисхолм:
– Маски надеть!
Слова эти были произнесены совсем другим тоном – тоном человека, уверенного в своих силах.