Долгих лет царствования
Шрифт:
– А что с братом Наоми? – спросила я. – Вы его наконец-то отыскали?
Он вздохнул.
– Я понятия не имею, что с ним произошло. Если бы он был на банкете, вряд ли бы он мог остаться в живых.
– Но это возможно!
– Да, возможно. На данный момент Наоми разместили в Форте, и защищают её так же, как и нас. Но я весь день работаю, тружусь, чтобы сделать всё для себя. Всякие браться будут просто. Ведь народ хочет всего и сейчас, а подождать они не могут – только не эти люди!
– Но ведь я об этом тоже беспокоюсь, разве нет? Наоми – моя лучшая подруга!
– Я знаю, что
Остальная часть дня обратилась для меня в пятно. Мой отец вернулся с четырьмя белошвейками. Те несли коронационное платье королевы Марты, но мне хватило одного взгляда, чтобы сказать, что оно не пригодится мне никогда в жизни.
Впрочем, убедить их было куда сложнее. Они втиснули меня в него, заставляя не дышать, словно это могло сделать мои плечи чуточку уже. Когда же они наконец-то натянули это проклятое платье, то стали суетиться вокруг кнопок и подола, стараясь не проронить ни слова о том, что было таким очевидным. Платье ведь коротко как минимум на несколько дюймов. Оно натянулось на талии и плечах, но на груди упало. И никакая ткань или вата поправить весь этот кошмар совершенно не могла.
– Ну что за беды, - прошептала одна из швей, отступая назад, чтобы повнимательнее рассмотреть меня. – А ведь это платье слишком старомодно. Прошло двадцать лет с той поры, да и оно, в конце концов, никогда не было сшито для коронации монарха. Было бы куда лучше взять ткань с платьев королевы Марты и сделать что-то новое для нашей юной королевы.
Мой отец нахмурился, но его нетерпение никак не могло изменить тот факт, что платье было совершенно неподходящим.
– А до завтра вы сможете его закончить?
– Но ведь мы должны это сделать! – ответила швея. – Если понадобится, проработаем всю ночь.
Меня наконец-то освободили из оков этого кошмарного платья, после измерили, то в милях, то в минутах, болтали о том, что мне идёт, о прекрасных царственных цветах, о драгоценностях, что подошли бы столь мрачной и столь важной коронации. Когда они наконец-то притихли, мой отец взял инициативу в свои руки, читая лекцию об этикете, о том, как нельзя вести себя при дворе, и, казалось, был уверен в том, что я должна знать о том, как вести себя в любой ситуации, а теперь мне уж точно эти знания пригодятся. Я пыталась отложить эти глупости в своей голове, но они все смешались, совершенно бессмысленные и глупые.
А ведь завтра я должна буду смотреть на скорбящее королевство – и предстать пред ним новой правительницей.
Швеи уже ушли, чтобы начать работать, но мой отец оставался, вновь и вновь повторяя правила коронации, заставляя меня царственно вышагивать по комнате, поправляя то, как я стояла, то, как я смотрела, даже то, как я дышала!
Вспомнил ли он, как я однажды пропустила все-все уроки этикета, как, признаться, дулась и кричала, а ещё постоянно отбивалась, пока он не прекращая
Швеи вернулись посреди ночи ради примерки. Новое платье меня совершенно не успокоило. Драгоценные камни тянули его вниз, хотя сейчас пришили только половину из них, а дышать от этой огромной массы на плечах становилось ещё труднее.
К утру у меня жутко крутилась голова – от усталости и страха. Но у меня больше не было никаких лекарств и спасения. Миновало два часа, как швеи начали меня одевать – а ведь помогала им целая армия горничных. Они вшивали меня в платье, будто бы в мешок. Драгоценные камни крепились к ткани, оковами лежали на шее, шипами на туфлях, пылали поясами на моей талии.
А ещё мой отец продолжал напоминать обо всём том, что я не должна была делать. Самым важным из всего этого – тем, что он без конца повторял, - оказалось то, что я не должна разговаривать. Ни слова, не считая, конечно, тех, что полагались по традициям.
Я задавалась вопросом – а вправду ли так принято, или это правило исключительно для меня?
Храм казался выше замка, а колокольня его пряталась среди облаков. Каждый дюйм его каменного облика был покрыт причудливой резьбой, какими-то химерами, а звон его колокола разносился пением по всему городе. Это было последние создание богов – прежде чем они покинули этот мир.
Рикбен, миротворец. Эландра, свирепая. Гаррет, весельчак. Валанте, своевременная. Они правили Эприа, когда мир был куда лучше, но с отвращением отказались от королевства, когда то стало слишком лживым. Осталось лишь несколько реликвий с той поры, чудес архитектуры и инженерии, напоминающих о том, насколько великим когда-то было их королевство – и насколько великим оно может стать.
Это всегда казалось для меня ненормальным – и звучало абсурдно. У нас не было ни записей, ни реальных доказательств их существования, только куча старых зданий и сборник легенд. Все знали имена – по крайней мере, двадцать из них не стали Забытыми, - но даже это было просто традицией. И меня это беспокоило потому, что Забытые стали предлогом. Люди видели то, о чём и мечтать не могли – и считали, что это могли сотворить только разве что боги.
Сейчас я смотрела на Минстера, одну из гримасничающих мужских масок над дверным проёмом. По обе стороны собралась толпа, но я не могла позволить себе бросить на них взгляд, позволить страху овладеть собой. Я должна идти – просто идти.
Мои ноги подгибались под тяжеленными юбками, но я ни разу не упала.
Меня всегда поражало то, что было внутри этого великолепного собора. Мы редко заходили сюда – только раз в год, празднуя середину зимы, и на коронацию, то есть, раз в поколение, и каждый раз, когда мы оказывались тут, я проводила больше времени, глазея на потолок, чем слушая священника. И теперь я вновь рассматривала резьбу и картины в шестидесяти футах от меня. Как это возможно? Этим вопросом я задавалась каждый раз. Как можно было оказаться так высоко, чтобы что-то нарисовать?