Долгий дозор
Шрифт:
Но Лада-оглы только презрительно бровью повела. Она Маму-Галю всегда уважает. Говорит, что в молодости сама тоже сорванцом была, а как замуж вышла, так и огрузла. Ещё бы, роди-ка шестерых погодков, небось, располнеешь. Но Ахмата она и сейчас запросто за шиворот возьмёт и в колючие кусты зашвырнёт, как ягнёнка. И кричит: «Давай, Мама-Галя, врежь ему по пьяной морде, будет знать, как над женщинами насмешничать!»
Вышли бойцы в круг. У Мамы-Гали глаза мрачным светом горят. Ахмат, — а уж отмашку дали! — всё стоит и собравшимся рукой машет. Рисуется перед публикой. Тут-то бы его
И вот тут-то самое главное и произошло. Та, вроде, убегать поворачивается, Ахмат даже улыбнуться успел. А вот нет! Разворачивается Мама-Галя на левой ноге вокруг своей оси, а правой, описав круг и набрав силу инерции, ка-а-ак двинет Ахмату по голове. Тот только — брык! — и упал, как подкошенный. А Мама-Галя торжествующе закричала — гурия, точно гурия! — и прыгнула ему на спину. Рывком за волосы голову ему вздёрнула и… «перерезала» горло.
Бабки только крякнули.
А Лада-оглы как засмеётся, заливисто так, как девчонка! Выскочила в круг и обнимает Маму-Галю:
— Мама-Галя, красавица ты моя! Молодец, какая же ты молодец!
Дядя Аня затылок почесал.
— Слушай, так и убить человека можно… ты бы уж поаккуратнее, а?
Но дядя Ахмат всё-таки хороший был человек, весёлый! Прочухался, поднялся и перед Мамой-Галей на одно колено встаёт:
— Прости меня, красавица, за то, что с такою женщиною, как ты, груб был! — и руки к сердцу прижимает.
А у самого уже наливается синяк на пол лица. Мама-Галя улыбнулась и руку ему протягивает, ладонью вниз. И дядя Ахмат ей руку целует!
Прямо, вот, взял и поцеловал!
Старухи чуть со скамеек не попадали. Такое в Городе можно только в Храме увидеть, когда фильм-файлы смотришь!
Мама-Галя порозовела, а Лада-оглы засмеялась и говорит:
— Ахмат, ну до чего же ты всё-таки бабский угодник! Ну, вот, со школы ты такой бедовый!
Так что, детишки потом за Мамой-Галей толпами бегали, просили ещё раз приём показать. Но та только смеётся. «Подрастите, — говорит, — а то ещё, неровен час, поубиваете друг друга!» Маринка как-то по секрету похвасталась, что Мама-Галя и её учит.
Ну, а потом появляется в Городе мулла-батюшка и вводит со временем в школе курсы воина пустыни. Причём, не делает никаких исключений! Ни для малых пацанчиков, ни для девочек.
Если родители согласны, конечно…
Егор встряхнул головой. Староста Володя к концу бредёт. Последнюю новость жуёт о том, что по Сети с Челябой переговорил. Времени выступления каравана, конечно, лукавцам не назвал, да и маршрут не уточнял, но о ценах с челябинскими подробно потолковали. Нормальные цены в этом году, — есть смысл ехать.
— И уповаем мы на милость Господа-Аллаха нашего, Вседержителя небесного, что внушит он гостям нашим дорогим, московским, благую мысль о том, чтобы с караваном до Челябы вместе
Вот тебе и приехала «шайтан-арба с пушкою»! А как же дорога на Комбинат? Нет, конечно, Егор не то, чтобы к атомам-радиации несказанно рвётся, но, ведь, договаривались?!
А Зия с Саввой, похоже, совсем не удивились. Зия улыбается, Савва, как всегда, серьёзен.
— Об оплате услуг мы потом договоримся, — говорит Савва. — Да только есть ли нам смысл сто с лишним километров туда и столько же обратно наматывать?
— Да уж, заинтересуйте нас, уважаемый староста Володя, заинтересуйте! — весело говорит Зия и почему-то подмигивает Егору.
Егор оглянулся на Ромку-джи, а тот аж рот раскрыл от внимания. Того и гляди, во рту мухи себе жильё устроят. Вот, ведь, любопытный парень, и не скучно ему! Ясное дело, что Зия с Саввой согласятся. Комбинат им, может, как учёным и интересен, но Челяба — это же, всё-таки, большой Город! И роботы там, и еретики-гяуры-блять, и прочего народу видимо-невидимо! Свои учёные, поди, водятся, а как же!
А староста, знай себе, беззвучно молится. Будто и не слышит. Вот все и молчат из уважения к человеку, к самому Господу-Аллаху обращающемуся. А потом открывает староста Володя глаза и говорит:
— Хаим пришёл?
И из дальнего угла, из-за стариков отвечает ему старый Хаим, мол, здесь я, — пришёл, как обещал. Встаёт, кряхтя, и тащится к старосте Володе и гостям поближе. Пока Хаим устраивается на подушке, да пока откашливается и щёки надувает, — понимает, старый, — что сейчас всё внимание к нему приковано! — Ромка-джи чуть-чуть не пускает нетерпеливую струйку. Да и Егор недалёк от этого. Ясно же, что неспроста всё это затеяно!
И тут Мама-Галя голос подаёт:
— Уважаемый Хаим, вы о библиотеке сказать хотите?
Вот тут-то Зия уши топориком сделал! Хаим чуть не поперхнулся с досады. Ну, надо же, Мама-Галя ему весь эффект испортила! Даже староста дёрнулся, а Мама-Галя, знай, своё гнет:
— Чего людям головы морочить? О библиотеке считанные единицы знают, да и те молчат только потому, что не знают, что с ней делать. Никто не разберёт, чего там Старые Люди понаписали.
— Женщина, замолчи! — захрипел староста Володя. — Шайтан тебя за язык дёрнул, бесовка!
— Ну-ка, попридержи язык, Володя! — рявкнул мулла-батюшка. — Здесь и поумнее тебя есть! А уж о бесах я побольше твоего знаю!
Народ загудел. Уж кого-кого, а муллу батюшку самые набожные старики уважали. Небось, каждый старик когда-то молодым батыром был, и многое чего на свете повидал. А вот староста наш, Володя, хоть и умный мужик, но всю жизнь в Городе прожил и в дозор никогда не ходил по причине калечества своего. Больным, да калекой не стыдно быть, — то от самого Вседержителя дадено, — а вот судить других — это только служителям Господа-Аллаха и Совету старейшин позволено, да и то, до той поры, пока за законами они живого человека видят и о нём пекутся. Такая нам от Объединителя Эмира-Казань заповедь оставлена… и справедливее её ничего на свете нет!