Долго и счастливо
Шрифт:
Он поймет и, без сомнения, облегченно вздохнет.
У нее сжалось сердце. Она написала эту записку так, словно обращалась к почти незнакомым людям, которые были ей безразличны, выполняя долг вежливости и ничего больше. Ни в этом письме, ни в безупречно прибранной голубой комнате не было и намека на сокрушительную боль, рвущую ее душу. Она уехала, не взяв ничего, кроме накидки, маленького дорожного саквояжа и ридикюля, исчезла, как призрак, в вечерних тучах, как совершенно посторонний человек, о котором очень скоро забудут, как туманное порождение сна, растворившееся в золотистом
Камилле было холодно, очень холодно. Она плотнее запахнула накидку, слушая стук дождевых капель по крыше кареты, и вдруг почувствовала, что в кармане платья лежит какой-то твердый предмет. И вспомнила о дневнике Маргариты.
Салфетка с гербом Уэсткотт-Парка тоже осталась у нее в кармане, с грустью подумала Камилла, вытаскивая тонкую книжечку и вертя ее в руках. Она пыталась навсегда оставить позади себя Уэсткотт-Парк, но крохотные его частицы преследовали ее.
Она отдаст дневник и салфетку лорду Кирби, когда они приедут в Портсмут. Теперь уже, наверное, близко.
Занятая собственными бедами, погруженная в настроение столь мрачное, что по сравнению с ним грозовые тучи за окнами кареты казались светлыми облачками, она рассеянно начала листать страницы дневника, пока одна фраза не бросилась ей в глаза. «Он меня пугает», – было подчеркнуто три раза.
По спине Камиллы поползли мурашки. Недоброе предчувствие заставило ее внимательно прочитать эту страницу.
«Алистер не желает ничего понимать. Он пишет мне каждый день, постоянно ищет со мной встреч. Все это похоже на преследование. Я думаю, не следует ли рассказать Филипу. Или Джеймсу. Но они начнут расспрашивать меня обо всем, и я боюсь, что нечаянно выдам свои чувства к Максу. Это будет катастрофой, потому что Филип скажет, что я слишком молода, чтобы влюбляться, и запретит мне с ним встречаться. А я умру, если не смогу его видеть!
Макс говорит мне, что может справиться с Алистером. Но вчера они ужасно подрались. Я плакала, когда увидела лицо Макса, страшно избитое.
Я решила сохранить последнее письмо, которое мне прислал Алистер, на тот случай, если все же расскажу Филипу и должна буду доказать ему, что ничего не преувеличиваю. Это письмо покажет Филипу, как решительно настроен Алистер, хотя он знает, что я люблю Макса.
Больше всего я боюсь, что Филип станет драться с Алистером – вызовет на дуэль своего старого друга, и все из-за меня. Но иногда мне хочется, чтобы Филип разобрался во всем этом. Он не допустит, чтобы со мной и Максом случилось что-то ужасное, в этом я уверена. Мне стали сниться такие кошмарные сны. Это как-то по-детски, но я не могу от них избавиться.
Я никогда не подозревала о существовании такой стороны в характере Алистера. Не знаю, что делать. Он меня пугает.
Но я не стану рассказывать Филипу или Джеймсу. Пока не стану».
Карета замедлила ход. Выглянув в окно, Камилла поняла, что они свернули с главной дороги на подъездную аллею, ведущую к гостинице. Ее огни горели, словно желтые кошачьи глаза, сквозь густую завесу дождя и ночную тьму.
Камилла поспешно спрятала дневник в карман накидки. В голове у нее все путалось. Алистер Кирби подошел
– Я подумал, что вам не помешает немного подкрепиться перед концом нашего путешествия. Ехать осталось недолго.
Он говорил весело, выглядел таким же воспитанным и красивым, как всегда, и протянул ей руку с вежливой учтивостью.
В нем не было ничего пугающего!
Но, как ни странно, Камилле вдруг совершенно расхотелось выходить из кареты.
Ярко-голубые глаза Кирби смотрели на нее из темноты.
– Пойдемте, прошу вас, – настаивал он с улыбкой. – Я промокну насквозь. Что-нибудь не так, Камилла?
– Нет-нет, конечно, нет. Прошу прощения.
Ее рука дрожала, когда она вложила ее в его ладонь.
– Чашечка крепкого горячего чая нас обоих подбодрит, – пообещал он. И бережно повел ее через залитый водой двор к узкому входу в гостиницу «Хвост дракона».
Герцог ждал, сидя за письменным столом в своем кабинете. Пылающие угли камина освещали высокие стены, вдоль которых стояли книжные шкафы, диваны и кресла с резными подлокотниками из красного дерева. Красные шторы, отделанные золотой бахромой, украшали огромные окна, за которыми открывался великолепный сельский пейзаж Франции: череда холмов, извилистых плодородных долин, от которых дух захватывало, а вдали сверкало бледно-голубое озеро.
Мягко ступая по красно-синему обюссонскому ковру, Филип подошел к столу и опустился на предложенное ему кресло.
– Месье, полагаю, вы знаете, зачем я приехал, – сказал он, окинув герцога оценивающим взглядом.
– Да. – Резкий голос француза дрогнул, выдавая его волнение. Этот внешне бесстрастный, чопорный человек все еще цеплялся за последнюю соломинку надежды. – У вас есть доказательства, месье? Доказательства, что эта девушка – моя дочь?
– Нет, – спокойно ответил Филип. – Доказательств нет, могу лишь рассказать одну историю. И конечно, вот это.
Он вынул из кармана сюртука крохотный золотой талисман в виде фигурки льва и положил его на письменный стол перед седовласым аристократом. Лицо герцога де Мон де Лиона стало бледным, как зимнее небо.
– Она никогда с ним не расставалась, – сообщил ему Филип. – Когда я впервые увидел этот талисман, у меня родились кое-какие подозрения.
– Какие именно? – Герцог нетерпеливо подался вперед. – Вы должны мне все рассказать, все! Это крайне необходимо. Садитесь, садитесь, молодой человек. Не заставляйте меня ждать! Я желаю знать, нашлась ли моя дочь.
Глава 25
Зал в гостинице «Хвост дракона» был в этот дождливый вечер почти пуст, и хозяин проводил их в отдельный кабинет, пообещав принести бренди, чай и хорошее угощение.
К явному удивлению Кирби, Камилла попросила рюмку бренди и одним глотком осушила ее, шагая взад и вперед перед камином. Во время ужина она казалась рассеянной, не пожелала снять накидку и почти не притронулась к еде. Она не проявила никакого интереса и к испеченным хозяйкой пирожкам с черникой, зато с жадностью выпила чай.