Долгое дело
Шрифт:
– А говорят, что в городе появился садист, - окончательно распрямилась Светлана. - Подсаживает в свою машину девушек, везет за город, там пытает, а их крики записывает на магнитофон...
– И потом дома прокручивает, - знающе подтвердил Рябинин.
– Ага. - Инспектор кивнул. - Только садист не один, а их несколько. И не на магнитофон записывают, а сами играют на гитарах. И не девушки кричат, а они сами орут. И называются не садистами, а вокально-инструментальным ансамблем "Гармония".
Женщины засмеялись.
У
Рябинин обвел всех какими-то обмякшими очками и блаженным голосом спросил:
– Братцы... Есть слово "влюбился", а почему нет слова "вдружбился", а?
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Уж коли зашла речь о любви... Оставим ее для молодежи - пусть развлекаются, пока не повзрослеют. Жизнь она ведь земная. Я к тому, что любовь есть секс, и больше ничего. Грубо? А правда она такая, грубая. Вся наша любовь сводится к греховным потребностям. Думаете, я любовь не признаю? Признаю, только мое понятие любви другое... Когда с женщиной просто живут - это секс, а когда это делают красиво - это любовь.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Мне кажется, что я понял, в чем ошибается Юрий Артемьевич, - он не разграничивает понятия "смысл жизни" и "главное в жизни". Разумеется, главное в жизни - это труд. Здоровье - тоже главное в жизни. Еще главное в жизни - любовь. Дети, конечно, главное. Природа, материальная база, психологический климат, образ жизни - все это главное в жизни. Что там еще осталось?..
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Рябинин не поверил первым флоксам, заболевшим, закрасневшим на лотках у метро. Он не поверил ранней свежей картошке, принесенной Лидой с рынка. Он календарю не поверил...
Но в парке посмотрел на березу одновременно с порывом сильного ветра. Его взгляд опередил скорый воздух и первым лег на пышную, слегка отяжелевшую от тепла и поливов зелень, которую желтизна не тронула даже волоском. И тут же гулящий ветер - тот, который он опередил взглядом, - вломился в крону и вытряхнул из нее стайку невесть откуда взявшихся рыжих листьев.
И Рябинин поверил - август.
– Уже август, - сказал он Беспалову, входя в его кабинет и осторожно удерживая за уголок маленькую бумажку - как просушивал.
– А...
– Что "а"? - спросил Рябинин, запоздало поняв ненужность этого вопроса: его слова опередили собственную мысль, как утром взгляд обогнал парковый ветер.
Уже август. Уже август, а... Только оно, только время бросает в душу это железное "а". Месяц прошел, а... Год прошел, а... Жизнь прошла, а... А что? Зачем они прошли?
Рябинин прищурился, близоруко вглядываясь в лицо Беспалова, - это ли сказал прокурор? Юрий
– Египетскому сфинксу четыре тысячи лет. Лежит себе.
И промелькнуло, исчезая...
...Мы не живем, а просматриваем коротенький конспект собственной жизни...
Египетский ли сфинкс подсказал, думал ли об этом раньше, но прокурор вот почему прищурился - вдруг спросил веселеньким голосом:
– Счастье... Почему ж вы смыслом жизни не полагаете счастье?
– Может быть, потому, что так полагают многие.
Рябинин сел в кресло, положив на колени свою осторожную бумажку, - ему не хотелось говорить о счастье.
– Сергей Георгиевич, давно сказано, что мы созданы для счастья, как птицы для полета.
– Мы-то созданы...
– А коль созданы, то надо летать.
– У счастья есть один недостаток, Юрий Артемьевич. Не всегда знаешь, что оно с тобой...
– Неужели вы никогда не были уверены в своем счастье?
– Был. Но всегда был и тайный страх.
– Почему же?
– Боялся, что оно уйдет...
– Тогда вам не бывать счастливым.
– А я их не люблю.
– Кого? - Понял прокурор "кого", но отогнал это понимание, как оброненную глупость.
– Счастливых.
– Что вы говорите! - Беспалов махнул сигаретой, открещиваясь.
– Действительно, что я говорю, - искренне удивился Рябинин, хотя надо бы сказать: "зачем я говорю".
– Вы же человек добрый, - успокоился прокурор.
– Возможно. Но счастливых не люблю.
Юрий Артемьевич уложил окурок в пепельницу и негромко, словно боясь ответа, спросил:
– Почему?
– Они глухие.
Беспалов взялся за нос, который выдержал пошатывание, лишь слегка порозовев.
– И слепые, - добавил Рябинин.
– Не все же.
– Все. Об этом и в песнях поется.
– В каких песнях?
– Ну, хотя бы... "В этот час весь мир для нас..." Или: "Я верю, что любовь всегда права..."
– Это про влюбленных.
– А влюбленные - самые счастливые.
– Я думаю, что влюбленные имеют право ничего не видеть и не слышать.
– Такого права нет ни у кого, - резковато сказал Рябинин. Он и не хотел говорить о счастье.
– Как дело Калязиной?
Теперь и Беспалов не захотел говорить о счастье; теперь, но через день-другой где-нибудь в коридоре или столовой неожиданно озадачит выношенным ответом.
– Вызвал ее для опознания и очных ставок. И дело закончу.
Видимо, последнюю фразу "И дело закончу" он сказал неуверенно, без точки, поэтому прокурор ждал еще слов, окончательных. Рябинин сдернул, как сдул, бумагу с колен и положил перед Беспаловым - красивый бланк с четким и стройно расположенным текстом:
– Вот такое письмо...