Долгое завтра

Брэкетт Ли Дуглас

– О черт, ведь ты же инженер, и должен знать. Тут все просто. Вот она, видишь?

– И что же ты теперь хочешь от меня?

– Запусти эту программу вновь. Корректируй ее. И тогда ты получишь ответ. Понимаешь? Ответ!

Эрдманн облизал губы.

– Но если она сделала ошибку недавно, это может повториться и сейчас, Джулио! Почему ты не привел Вентца или Джекобса?

– Для проверки им потребуется целая зима, а то и больше. Клементина же может прямо сейчас заняться этим. Ведь ты проверил ее и сказал, что все идет, как по маслу. Поэтому я настаиваю сейчас прокрутить всю программу,

пока она не устала. Вводи это.

– Да, но… Хорошо, я введу.

Эрдманн подошел к пульту и принялся нажимать какие-то кнопки. Гутиэррез ждал. Он не снял верхнюю одежду и не обращал на жару никакого внимания. Он не сводил глаз с Эрдманна, время от времени посматривал на компьютер, кивал и улыбался, подобно человеку, нашедшему чужую ошибку, которая подтвердила его собственную правоту.

Лен отошел ближе к двери. Он не мог смотреть на Эрдманна. Ему очень хотелось уйти, но он знал, что это невозможно. Огоньки на пульте мигали так заманчиво, неясный голос так завораживал, что он, как и Исо, не мог заставить себя сдвинуться с места. И тут Эрдманн обратился к ним:

– Я скоро освобожусь, ребята, и отвечу на все ваши вопросы.

– А может, нам лучше подойти попозже? – спросил осторожно Лен.

– Нет, – Эрдманн с опаской взглянул в сторону Гутиэрреза. – Нет, оставайтесь здесь.

Гутиэррез спокойно стоял, скрестив руки, и ждал. Эрдманн беспокойно ерзал, на лбу его выступил пот.

– Мне кажется, произошел сбой цикла, Джулио. Ее проверили не до конца.

– Ты рассуждаешь прямо как моя жена: не волнуйся, мол, все пройдет.

Послышался стук принтера, и Эрдманн подался вперед. Гутиэррез оттолкнул его, выхватил отпечатанную полоску бумаги. Он смертельно побледнел, лицо его исказилось, руки дрожали.

– Что ты сделал, Фрэнк! Посмотри, что ты сделал с моими уравнениями?

– Ничего, Джулио…

– Посмотри сюда! Нет решения, ищите ошибки. Нет решения! Нет решения!

– Джулио… Послушай, Джулио. Ты устал, ты работал слишком много. Эти уравнения я ввел правильно, но они…

– Они что? Договаривай, Фрэнк! Ну же, продолжай!

– Джулио, я прошу тебя, – с ужасающей беспомощностью начал было Эрдманн и протянул Гутиэррезу руку, словно ребенку, которого нужно успокоить.

И Джулио ударил его так неожиданно и с такой силой, что отразить удар не было возможности. Эрдманн пошатнулся, неловно взмахнул руками и упал, а Гутиэррез спокойно произнес:

– Вы оба против меня. Ты договорился с ней никогда не давать мне правильного ответа, чтобы я ни делал. Ты всю зиму совещался с ней, Фрэнк, и вы вместе смеялись надо мной. Но теперь я заставлю ее дать ответ!

Гутиэррез вытащил из карманов камни. Так вот почему он не снял пальто, несмотря на жару:

– Я заставлю тебя сказать, сука, заставлю! – и первый камень полетел в Клементину.

Стекло в центральной панели треснуло. Одно из больших стекол, за которым находилась память Клементины, разбилось вдребезги.

Эрдманн с трудом поднялся на ноги, взывая о помощи и пытаясь убедить Гутиэрреза остановиться. Но тот продолжал кидать камни, затем подбежал к машине. Он бил ее ногами, не переставая твердить:

– Сволочь, дрянь, я заставлю тебя хорошо работать, в тебе – вся моя жизнь и мой разум, я

заставлю тебя сказать!

Эрдманн сцепился с ним:

– Лен, Исо, что же вы стоите, помогите мне! Его нужно удержать!

Лен медленно, словно лунатик, сделал несколько шагов вперед и схватил Гутиэрреза, неожиданно сильного. Удерживать его было очень трудно, еще труднее оттащить от полуразрушенного пульта, на котором зажигались и гасли красные огоньки, взывая о помощи. У Эрдманна из губ тоненькой струйкой сочилась кровь.

– Джулио, умоляю тебя, опомнись! Все в порядке, Лен, можешь отпустить его. Джулио, пожалуйста, перестань.

И Джулио как-то сразу сник. Его мышцы, которые еще секунду назад казались Лену сделанными из стали, расслабились и обвисли. Он посмотрел на Эрдманна и смиренно произнес:

– Кто-то против меня, Фрэнк. Кто-то против нас всех.

Из его глаз катились слезы, а Клементина продолжала молить о помощи красными огоньками.

«Ищи свой предел, – говорил когда-то судья Тэйлор, – ищи его, пока не поздно».

«Я достиг этого предела, – думал Лен. – Правда, кажется, слишком поздно».

Пришли люди и увели Гутиэрреза. Лен и Исо спустились вниз и провели еще один день рядом с бетонной стеной.

Наутро начались разговоры: «Его де отвели домой, приходил доктор и сказал, что он не в своем уме. Как, вы не слышали? Говорят, его будут теперь держать взаперти под надзором».

«Всех вас держат взаперти в этом каньоне, – думал Лен, – ради этого Молоха [2] с медной головой и огненными внутренностями. Молоха, который свел с ума человека. Но наконец-то я знаю всю правду. Они никогда не получат ответ. О Господи, я пошел по-ложному пути. Горьким оказался запретный плод, я болен душой!»

2

Молох – почитавшееся в Палестине, Финикии, Карфагене божество, которому приносились человеческие жертвы, часто дети.

Этим же вечером, утопая в снегу, Лен пробрался к дому Вепплоу. В комнате Джоан он тихо прошептал ей в самое ухо:

– Я хочу того же, что и ты. Расскажи мне о своем плане.

В ее глазах вспыхнули искорки, она поцеловала Лена и прошептала:

– Весна придет не скоро. Можешь ли ты хранить тайну, Лен?

– Да.

– И ничего не говорить даже Хостеттеру?

– Да.

Даже Хостеттеру. Ради неясного света на пути к раскаянию.

Часть 28

Февраль. Март. Апрель.

Ожидание.

Лен усердно работал возле бетонной стены, изо дня в день выполнял то, что ему говорили. Теперь Лен без труда мог бы сладить с любыми машинами, производящими энергию, мог насладиться ни с чем не сравнимым чувством превосходства над ними. Он постоянно прикидывал, как можно было бы использовать ту или иную машину в местах, подобных Рефьюджу и Пайперс Рану. Лен начал понимать, почему его народ так яростно восставал против удобств и прогресса: однажды они уже шли по этому пути, и с неба на них обрушился огонь и ливень, заставив вернуться туда, где тихо и безопасно.