Долина раздора
Шрифт:
– Я же сказал оставить меня в покое!
– выкрикнул в пустоту Александр, прислонившись к дощатой стенке.
«Я его отпугнул лишь на время. Надо разобраться с трупом», - собрав решимость в кулак, он двинулся наружу.
Запасную лампу Александр повесил на сгиб локтя, взял за ручку горящий светильник, перехватил боевую кочергу и вышел из сарая.
Белая хмарь пока что убралась. Над заброшенным двором нависли темные силуэты деревьев, на фоне багрового неба щетинился балками уцелевший флигель, а под кустами сгустились
«Так, он был где-то здесь, - подсвечивая лампой, Александр принялся рыскать в поисках прикорнувшего подле дерева трупа.
– А вот и наш знакомый!»
Присевший отдохнуть пару лет назад мертвец все так же тихо и мирно покоился под дубом.
«И не подумаешь, что он тут разгуливает с красными фарами в башке и пугает туристов».
Александр отвинтил крышку от запасной лампы и щедро плеснул на труп керосином. Затем, держа светильник как можно дальше от себя, крутанул выключатель.
Залп огненных сгустков неисправного колдовского механизма все так же ударил во все стороны. Александр зашипел, получив пару жалящих вспышек, но мертвяку их досталось куда больше. Язычки огня жадно пробежали по питательной среде из керосина, расцветая пышным кустом пламени, тут же обхватившим весь высохший труп.
С этим фантомом было покончено, но вот звучащий в его голове голос… В нем, не смотря на хриплую жажду и скрежещущий смех, звучали женские нотки. И он знал, где надо искать его обладательницу.
Александр, стоя возле костра из догоравшего мертвяка, обернулся и послал тяжелый взгляд в сторону разрушенного здания.
Причина всего происходящего крылась в уцелевшем флигеле. И уничтожить засевшее там зло - было единственным способом выбраться отсюда живым.
Принявший тьму
Он скрючился, прижавшись спиной к покатой стенке воздухозаборной шахты. Чуть дальше округлый тоннель перегораживала крепкая решетка. За ней вращались огромные лопасти, и нагнетаемый снаружи воздух изредка заносил в шахту порывы вьюги. Вокруг величественной вершины Тенри Хедсток - Небесной Наковальни на глубинном языке - кружила извечная метель. Громадные каменные плиты покрывала многолетняя наледь, но он больше не чувствовал холода.
Маленькая снежинка, кружась, опустилась на его ладонь. Завороженный, он, прямо как в былые времена, всмотрелся в идеальный кристаллик воды. Отныне и до конца времен в нем не хватит тепла растопить даже эту крохотную ледышку. В нем нет больше ни живого жара, ни души, ни силы породить потомков. Он ничто.
Ушли даже краски мира. В его пустой оболочке и во всем мире остались лишь оттенки серого. У него больше не было дома. Он лишился рода и дела. И даже смерть брезгливо захлопнула перед ним врата Первородных Чертогов.
«Я трус и позор своего рода и дела. Мне даже не хватило смелости и чести кинуться в расплав и выжечь зло. И своей слабостью я обрек себя на вечные мучения».
Обжигающий
«Здесь я чувствую себя ближе к дому», - говорил он себе и знал, что лжет.
Здесь, в выходящем из-под земли отработанном воздухе, он чувствовал кипящую внизу жизнь. И перед его глазами возникали дикие и противоестественные образы, заставляющие чувствовать тошноту, отвращение и, вместе с тем, голод.
Он не смотрел на свои пальцы. Он знал, что уродливые когти выдвигаются, впиваясь в обледеневшие камни. Чувствовал языком, как при мысли о свежей крови во рту вырастают клыки. Он стал монстром, которому не стоило существовать.
Голод окончательно помутил его сознание, и, почти не отдавая себе отчета, через несколько дней он спустился чуть ниже по склону Тенри Хедсток. Горный баран рухнул, окатив белоснежный снег кровью. И он упал рядом, жадно глотая багровый наст. А потом кинулся к трепыхающемуся телу, прокусил толстую кожу и начал лакать бьющую из артерии горячую жидкость.
Разум вернулся лишь через минуту, когда он, потяжелевший, уже отвалился от бездыханного животного. Его вывернуло. Он лежал в снегу, смотрел невидящим взглядом в темные небеса и чувствовал, как уходят силы. А затем желание выжить пересилило отвращение. Он вернулся к трупу и напился мерзкой остывшей жижи.
«Я одинок. Я ни для чего. Мне некуда идти. Мертвый выкидыш живого мира».
Он сидел, прижавшись к каменным плитам в выстроенной его народом шахте. Его бывшим народом. Скоро голод опять выгонит его наружу. К дышащим, живущим тварям, в чьих жилах течет его новая пища. Этого он больше не чурался. Боялся он того наслаждения, что приносил ему дующий из вентиляционного канала поток воздуха.
«Нет. Я еще не выродок, не отвратный монстр. Пока не забрал жизнь соплеменника. Пока не вцепился в глотку и не насладился последним вдохом».
Даже сон не мог принести избавления: тело отныне не нуждалось в отдыхе.
«Не выйти ли мне наружу? Сесть и ждать, пока вечная вьюга не занесет снегом с головой. Быть может, холод заморозит мои мысли, и я уплыву в благословенное небытие. И, когда-нибудь сошедшая лавина разрушит жалкое подобие тела, прервав мое существование, раз уж я сам на это не способен».
Внезапно он почувствовал приближение жизни. Перед глазами восстал образ горного барана, лежащего в замерзшей луже собственной крови. Он со всей силой сжал кулаки, чувствуя, как когти впиваются в ладони.
«Я контролирую себя. Я смогу. У меня получится».
Свет дня померк, скрытый приземистой фигурой. Белая меховая куртка до пят с глубоким капюшоном, отороченным мехом песца. Он понял, кто пришел и потому сжался, желая сейчас же сгинуть в очистительном огне.
– Л’крош!
– она скинула капюшон.