Долина теней. Последний артефакт

Ким Камилла

Бену не мог определить, что в рукописи правда, а что – обыкновенная человеческая фантазия. Свиток наверняка переписывался не раз и не два, что само по себе очень плохо. За давностью лет невозможно выяснить, что именно было в первоначальном варианте. По прошествии некоторого времени любая история обрастает таким количеством нелепых домыслов и метафор, что диву даёшься.

Людям свойственно всё приукрашивать, такова их натура. Если говорится о воине, который одной рукой переворачивает горы, а другой одновременно колошматит пещерного медведя, то это означает, что этот человек просто выделялся физической силой, а сказка отнеслась

к нему с особенной любовью и воспела его подвиги как могла. Однако если некая Долина на самом деле существует, в чём Бену искренне сомневался, то там действительно мог сохраниться некий артефакт, отыскать который будет не так уж сложно, ведь рукопись настаивает на его впечатляющих размерах.

В легенде упоминалась Плита, охраняющая слова. Может статься, что это окажется ничем не примечательная стела из раскрошившегося известняка. Учёный не мог поверить, что некстати случившаяся война могла заставить расу мудрецов навсегда отказаться от письма. Здесь действительно что-то не так, но не списывать же всё на мага-неудачника и легионы зла. И пусть Долина всего лишь вымысел, решение этой задачи может принести неожиданные плоды. Бену подозревал, что пирамидка с символами – это только вершина скалы.

***

Эйн Штейн

В академии творилось нечто невообразимое. Лишь ступив на порог, Бену сразу почувствовал запах гари, витавший в воздухе. На полу лежали куски штукатурки. Студенты как один ходили с озадаченными физиономиями, но никто из них не мог сказать Бену ничего вразумительного. Несмотря на то, что был десятый час утра, занятия ещё не начались.

Учёный поднялся на второй этаж и, пройдя по длинному широкому коридору, вошёл в кабинет математика. Здесь всё было по-прежнему за исключением всё тех же ошмётков побелки на полу и стеллажах. На стенах висели плакаты с математическими формулами и графиками функций, за стёклами в шкафах хранились многотомные труды прославленных учёных, первыми научившихся отличать интеграл от логарифма.

Тут же на покрытых пылью столах стояли десятки моделей вселенной, и среди них не было двух одинаковых. Бену предположил, что это работы студентов. По правде говоря, эти модели привели его в трепет. Трудно представить, что жизнь твоя протекает в пасти огромного дракона или, ещё лучше, на спине черепахи. Эйн Штейн разрешал студентам фантазировать в насмешку над официальной версией, что-то лепечущей о желудке небесного носорога. По натуре он был безобидным скептиком – не носорог, Эйн Штейн.

Великий математик пребывал в отвратительном настроении. Ночью в главной лаборатории академии точных наук произошёл взрыв, уничтоживший практически всё оборудование. Не пострадали только стальные стойки штативов. У Эйн Штейна было никаких соображений по поводу того, кто мог учинить подобное варварство. Впрочем, за всем этим могли стоять тугодумы из Института Тонких Энергий, у которых ежегодно возникали проблемы с набором студентов, в то время как стены академии не могли вместить всех желающих. До сих пор академия была вне конкуренции, считаясь самым престижным учебным заведением в городе, да и на всём западном побережье.

Следующим пунктом стали мысли о том, где достать деньги на восстановление лаборатории. Хочешь не хочешь, ректору приходится думать о таких вещах, проявляя изощрённую изобретательность. Вряд ли городской совет решится на благотворительность сейчас, когда

на носу работы по реконструкции дворца совещаний. Это старинное здание должны были отреставрировать ещё к прошлогоднему карнавалу, но тут неожиданно обрушился свод, и ещё долго не утихали споры о том, не проще ли построить новый дворец, чем укреплять ветхую конструкцию.

Победили коллеги Бену, ратовавшие за сохранение исторического наследия. «Наследие» восходило к тёмным векам технологии изготовления кирпичей из слоновьего навоза.

За этими тяжелыми раздумьями и застал Эйн Штейна Бену.

Внимательно выслушав друга и повертев в руках пирамидку с иероглифами, математик ответил, что обязательно отправится в путешествие вместе с Бену. Не потому, что считает важной эту штуковину, на которой нет ни одного математического символа, или верит в существование сказочной страны за синими морями, а лишь затем, что давно пора сменить обстановку и отвлечься от повседневных проблем.

Эйн Штейн пожаловался Бену на то, что разрушенную лабораторию придётся закрыть до начала нового семестра, пока денежные поступления от студентов не закроют зияющие дыры в бюджете. Он попросил пару дней для того, чтобы передать полномочия одному из своих заместителей и уладить некоторые дела в академии. Бену ответил, что и сам будет готов только к середине следующей недели.

Покойник

Тепло попрощавшись с Эйн Штейном, пропахший дымом Бену отправился на улицу Аскетов, называвшуюся так потому, что здесь до сих пор не была проведена канализация. По разумению Бену, жить здесь мог только очень неприхотливый человек. Мостовая была замусорена донельзя. Тротуаров здесь тоже не было, и людям то и дело приходилось уворачиваться от скакавших во весь опор лошадей.

В нижней части улицы, перекрывая движение, сцепились бортами две телеги, и их хозяева награждали друг друга и прохожих отборной руганью. По обе стороны от телег уже собрались две толпы, крайне недовольных обстоятельствами. Ржали лошади. Конники пытались устранить затор, горожане сознательно усиливали суматоху и мешали им. С соседних улиц подтягивались орды карманников, почувствовавших лёгкую поживу.

Кто-то из стражников трубил в рог, очевидно, надеясь привлечь к себе внимание. Скоро ему это удалось, и из окон домов, стоящих так близко, что соседи через улицу запросто обменивались свежими новостями, полетели овощные очистки. В Шам-Хесу это самый распространённый способ выражать недовольство.

Машинально засунув руку в карман куртки, Бену обнаружил кучу смятых обрывков бумаги. Недоумевая, как там могло оказаться столько мусора, он выбросил его в придорожную канаву. По счастью профессора Хапри поблизости не оказалось, иначе его бы ждала неминуемая гибель от сердечного приступа. Но так как учёный муж в этот момент был очень занят, а именно прятался за шкафом в кабинете взбешённого Эйн Штейна и изо всех сил пытался не расчихаться, то его разочарование в лучших качествах Бену откладывалось на неопределённый срок. К слову, оно так и не наступило, и нельзя утверждать, какой исход был бы для обеих сторон более предпочтительным. Молодой археолог отличался резкой критичностью взглядов и совершенно нездоровым скептицизмом и не выказывал к трудам Хапри ни малейшего уважения. А уж о том, что профессор Хапри нежно привязан к нему, Бену не могло присниться даже самом ужасном сне.