Долина туманов
Шрифт:
Вера не могла знать этого точно, но догадывалась, что мама сообщила радостную новость отцу, едва сама убедилась, что это правда. И новость эта оказалась спасательным кругом в море страстей отца Веры. А еще, наверное, плохая, но привлекательная тетя слишком уж вцепилась своими острыми коготками в этого спокойного и немного скучного человека. Она давила на него, требуя оформления их отношений, чем сводила на нет романтику внебрачной связи. Теперь же получалось, что у папы не было выхода. Не мог же он бросить беременную жену!
В памяти Веры было еще одно воспоминание:
Вера хочет сказать папе, что ее голубые брючки надеты задом наперед – она это только что обнаружила, потому что чихнула, а карманчик с носовым платочком оказался не впереди, а сзади. Но папе некогда слушать старшую дочь. Он берет из рук мамы сверток и присаживается на корточки рядом с Верой.
– Это твоя сестра, – говорит папа.
Вера смотрит на маленькое беленькое личико, полускрытое пеленкой цвета молока.
Новорожденная девочка хороша, как кукла: Ася родилась при помощи кесарева сечения, и ей не пришлось пережить всех мук рождения, которые оставляют на личиках младенцев свои следы. Детская интуиция, незаслуженно забытая психологами и поэтами, подсказывает Вере: отныне ее жизнь меняется в лучшую сторону.
Отец подходит к маме и ласково целует ее в щеку.
Ася родилась хорошенькой, росла очаровашкой, а выросла просто красавицей. По понятным причинам мама любила ее особенно, но и у Веры не было повода жаловаться на отсутствие родительского внимания. Повезло старшей сестре и в том, что малышка не стала ее ежедневной обузой, как это всегда бывает в тех семьях, где оба родителя заняты заботами о хлебе насущном. Мама бросила работу и сидела дома с дочерьми. Семью обеспечивал папа, ставший на путь искупления своих грехов. Это было счастливейшее время жизни Веры, которое длилось до тех пор, пока мама не поняла, что кто-то, живущий в их квартире, хочет убить ее.
…Вера не стала спускаться вниз вместе с Алексеем и Вовкой, когда они решили отнести тело Аси в подвал. Она только попросила не класть сестру на бетон, а положить ее на надувной матрас, который находился в доме на случай приезда гостей.
– Вера, Вовка уехал! – сообщил Лексус, возвращаясь в спальню. – Ты как?
– Ничего… А ты?
– И я ничего.
Лексус сел рядом с Верой, обнял ее за плечи, нащупал под собственным задом пульт и включил телевизор.
– Не возражаешь? – спросил он рассеянно.
Вера не возражала.
Переключая с космической скоростью каналы, Алексей комментировал: «Чушня… фигня…», но вдруг из колоды выпал местный новостной канал. И тут он опустил пульт на колени.
Картинки, сменявшиеся на экране, навевали мысли об Апокалипсисе. Съемки велись с вертолета, низко летевшего над грязной водой, в которой тонули деревья, дороги, дома, машины, тракторы, коровы, собаки и, конечно, люди. На каждой крыше каждого дома были различимы силуэты. Они попадали в луч света, бившего с вертолета, и начинали двигаться,
«Танцы обреченных марионеток», – подумала Вера.
Закадровый комментарий озвучивал вещи совершенно сногсшибательные: дождь, который начался всего несколько часов назад, был лишь частью того ливня, который разразился высоко в горах. Тот, горный, ливень уже натворил дел, смыв в реку Овечка, протекавшую через Долину туманов и весь Предгорный район, кусок ледника с горы Дева. Тихая и добрая Овечка, не приносившая никому неприятностей уже лет сорок, из-за ледниковых вод озверела, вздыбилась, вышла из своих берегов и начала буйствовать.
«Несколько деревень, расположенных у подножий гор, были затоплены практически полностью, – говорила диктор. – На данный момент около полутора тысяч человек нуждаются в срочной эвакуации».
– Вот оно что!.. – протянул Лексус. – Вот почему связи нет! Вера! – Он обернулся к жене и воскликнул: – Ты понимаешь, что творится! Правильно мы сделали, что Вовку за помощью отправили, иначе сидеть нам тут не пересидеть…
Он умолк, слушая продолжение репортажа, а диктор тем временем сообщал вещи все более пугающие: федеральная дорога, та сама, по которой отправился за помощью Вовус, обрушилась в нескольких километрах от Дома.
– Вера, Вовус до помощи не добрался! Я должен поехать по другой дороге, через заповедник, а ты жди возвращения Вовуса! Сейчас… надо скорее…
Лексус вскочил с места, стал хлопать себя по карманам, проверяя, есть ли у него ключи от машины, мобильник, бумажник.
Вера наблюдала за ним, вяло соображая, что происходит. Она была сонной, подавленной и обессиленной. И в то же время ей было не по себе – этот ливень пугал ее, она беспокоилась о Вовусе. Если дорога разрушена, то он должен вернуться. Но вдруг с ним что-нибудь случилось?..
Она представила себе, как его машину захлестывает сель, несущийся с горы на дикой скорости. Поток грязной воды переворачивает машину, сбрасывает с дороги в ущелье. Машина – а в ней Вовус – несется к земле, падает, катится, омываемая грязной водой, замедляется, останавливается где-то на дне каменной пропасти. А внутри машины – избитый, израненный, окровавленный человек. И даже если он жив, помощи ему ждать неоткуда!
– Дорогая, жди меня! – перебил тревожный полусон-полубред Веры Лексус. – Я скоро вернусь.
– Мне страшно, – призналась Вера, открывая глаза. Она еле сумела произнести эту фразу, такая навалилась на нее слабость.
Лексус ее не понял:
– Не бойся, бандиты не вернутся. На всякий случай я тебе Вовкин пистолет оставлю, ладно?
Вера хотела сказать ему, что вряд ли она сможет поднять эту тяжелую железяку, а уж попасть в бандита ей и вовсе не светит. Вместо этого она смогла лишь вздохнуть и закрыть глаза.
– Ну все, жди меня!
Его губы коснулись ее лба, следом за этим хлопнула входная дверь.