Доллары царя Гороха
Шрифт:
– Да, – кивнула Машка, – есть чуток.
– Вовсе даже не чуток, а очень сильно, – взвыла Ольга, – откуда эта вонь? Быстро признавайтесь! Ирка, у тебя натирка для мебели с этой отдушкой?
– Вы чего, – принялась отбиваться домработница, – мне и в голову не придет в этой халупе буфеты натирать!
– Значит, наплевав на меня, кто-то приобрел такой дезодорант для туалета, – окончательно озверела Зайка.
– А вот и нет, – сообщил Кеша, – это свечи.
Ольга принюхалась, потом вскочила и опрометью
– Конечно, я всегда знала, что Дарья терпеть меня не может, но чтоб настолько!
Я почувствовала себя хуже некуда. Дегтярев, сердито сопя, ушел в ванную, Ирка шмыгнула на кухню, Кеша пошел за женой в сад.
– Ну, мусик, – воскликнула Машка, – однако ты даешь! Ведь когда ты собралась в хозяйственный, я специально предупредила – только не бери кокосовую отдушку, Зайка ее ненавидит до потери пульса!
Я горестно смотрела на пылающее пламя. Уж не знаю, как происходит у других людей, но мне категорически нельзя говорить перед походом в магазин:
– Дашутка, не покупай ЭТО! Все, что угодно, только не ЭТО!
С абсолютной гарантией я именно ЭТО и куплю, причем в больших количествах. Еще хуже дело обстоит с дорогой. Если я собираюсь к кому-нибудь в гости и мне говорят: «Дарья, там встретится левый поворот. ТУДА не езди» – и что же я сделаю? Совершенно точно, именно ТУДА и сверну.
Я вообще не понимаю, за каким чертом люди советуют, чего предпринимать не стоит, только запутывают меня. Та же Маруська должна была спокойно сказать:
– Муся, приобрети самые обычные свечи, без всякого запаха.
Уж будьте уверены, выполнила бы приказ с аптекарской точностью. Я очень ответственный человек.
– Мать, – крикнул из сада Кеша, – погаси свечи и открой все окна.
Я задула фитили в гостиной, потом сбегала в свою и Машину спальни, вовремя вспомнила, что наверху горит еще с десяток, и полезла на второй этаж.
В доме стояла тишина, все население высыпало в сад утешать Ольгу, только из столовой доносилось счастливое чавканье. Кто-то из собак, скорей всего высокий Банди, воспользовавшись темнотой и отсутствием хозяев, подъедал забытое на столе мороженое.
Я хотела крикнуть: «Это что за безобразие, ну-ка отойдите от еды».
Но потом подумала и промолчала. Пусть хоть у Бандюши будет праздник!
Кое-как я влезла наверх, затушила свечи и, распахнув окно, крикнула:
– Полный порядок.
– Сбрось мне рубашку, – попросил Кеша, – что-то сыро становится.
– Где она висит?
– На спинке стула.
– Не вижу.
– Ладно, сейчас сам приду, – покорно ответил Аркадий.
Через секунду на лестнице послышались голоса, раздраженный Зайкин и тихий Аркашкин:
– Ни о чем ее попросить нельзя.
– Ладно тебе, ей и впрямь в темноте ничего не видно.
– Она меня не
– Не говори ерунды.
– Ты тоже хорош! Меня тут все терпеть не могут!
– Просто сегодня очень душно, вот ляжешь спать и к утру все забудешь! Мы тебя обожаем, – засюсюкал Кеша, пытаясь залить пламя Зайкиного гнева.
– А свечи? – продолжала сердиться Ольга.
– Ну забыла она, со всяким случиться может.
– А губы, – не успокаивалась Зая, – зачем Даша сказала, что они отвалятся, так оно и случилось!
– Ой, – крикнула я, – ну прости, я пошутила неудачно! Неужели и правда отклеились в эфире?
– Нет, слава богу, – простонала Ольга, – до него мне гример целый час потом пыталась нормальный рот сделать, пока кто-то не предложил «Фейри» помыть.
– Помогло?
– Ага, краска сошла, кожа тоже, теперь очень больно, – жалобным голосом протянула Ольга, поднимаясь по лестнице.
Ступеньки скрипели, следом за женой шел Аркашка.
Полная раскаяния, я бросилась им навстречу:
– Зайчоночек, но ведь я не хотела, думала, как лучше!
– Я и не сержусь, – простонала Ольга, – просто обидно, я люблю тебя, а ты меня нет.
– Мусик, – подала голос Манюня, – вернись на второй этаж, ступеньки не выдержат троих.
– Вовсе мы не такие жирные, – отмахнулась я.
– Муся, шагай назад, а то…
Она не успела договорить. Раздался треск, вопли, перила выскользнули из моих пальцев, вслед за ними пропала и опора под ногами. Издав крик ужаса, я упала на что-то мягкое, копошащееся, теплое.
– Снап! Я тебя раздавила!
– …! – басом выпалила собака, и я поняла, что это не ротвейлер.
Снап не умеет говорить. Впрочем, если б даже умел, то не стал бы материться. Он очень интеллигентный пес; вот Банди, тот способен на хулиганские выходки, но он тоже не обладает даром речи, значит, я хлопнулась на полковника.
– Дегтярев, – с возмущением сказала я, – тут полно женщин, а ты ругаешься, да еще нецензурно. Неужели не стыдно?!
– Я?! – донесся совсем из другого конца комнаты голос Александра Михайловича. – Я матерюсь?
– Кто же тогда?
– Мусик, – пропищало существо, лежащее подо мной, – какая разница, у кого вылетело не то слово, по мне, так лучше выяснить, живы ли упавшие. Ау, Кеша, Зая, вы как?
И тут вспыхнул свет. Стоваттная лампочка ярко осветила место катастрофы. На полу лежали обломки того, что еще недавно было лестницей. Зайка сидела около трюмо и дрожащими руками ощупывала голову. Кеша, кряхтя, встал на ноги. Из спальни Дегтярева с откровенным ужасом в глазах выглядывали собаки. Морда Банди вся перемазана мороженым, а Снап от носа до ушей в геркулесовой каше. Александр Михайлович вжался в угол около моей комнаты, Ирка почему-то надела себе на голову пластиковую хлебницу.