Дольмен
Шрифт:
– Точно такой же! Как две капли воды похож на тот, что нашли на столе Жильдаса в доке!
– Верно. Только на этот раз от печати остались одни крошки.
Майор тщательно собрал с пола мелкие кусочки, сунул в пластиковый пакет вместе с конвертом и, не давая никаких объяснений, ушел в свой кабинет: нужно было срочно заблокировать Ланды. По мобильному телефону он вызвал управление порта и попросил взять под наблюдение все прибывающие и отплывающие суда. Едва за ним закрылась дверь, Стефан принялся хныкать:
– Он меня уволит, это точно! Бегство Перека – моя вина!
– Перестаньте сходить с ума,
Мари сняла трубку, чтобы сделать несколько звонков, но ей помешал Морино, пришедший в еще большее возбуждение: он только что получил факс.
– Ну и ну! Экспертиза установила, что под ногтями Жильдаса была кровь Перека! Значит, Ив – убийца! Менгиры – тоже дело его рук, немудрено, что он улетучился из камеры! – Стефан набросился на Мари: – Вы хоть понимаете, что он мог и со мной расправиться? А уж вашему племяннику точно не поздоровится, особенно после вчерашнего…
– При чем тут мой племянник?
Старший сержант вкратце рассказал ей о вечернем визите Никола и недвусмысленных угрозах врача. Покосившись на кабинет Ферсена, Мари решила потихоньку улизнуть: нужно было поскорее предупредить Нико об опасности. Она приказала Стефану немедленно доставить майору факс.
– Только пока ни слова о выходке Никола, договорились?
Выйдя из здания, Мари уже набирала номер брата, надеясь, что тревога за жизнь сына одержит верх над его гневом.
– Не волнуйся, я сейчас же дам ему знать, чтобы он носа не показывал из своей комнаты.
Какое облегчение! Лойк, кажется, отошел.
– Скажи, пусть не выходит из дома до тех пор, пока не поймают Ива, хорошо?
Разговаривая с сестрой, он уже подходил к комнате Никола. Стукнув в дверь, удивился, что та открылась сама от его удара. Ни души. Лойк заорал что есть мочи в трубку:
– Вот дрянь! Мерзавец, он надо мной издевается! Даже постель не разобрана! Если он сейчас с этой шлюхой, я его уничтожу!
– Спокойно, Лойк! – четко выговаривая слова, произнесла Мари. – Перестань ругаться, стой на месте и запоминай, что я тебе скажу…
Но брат не слышал, в бешенстве он метался из угла в угол, пытаясь отыскать в комнате сына хоть какие-то следы, например, записку, которую тот ему оставил.
Сначала решив ехать в отель, в дороге Мари вдруг изменила направление, позвонив еще раз.
– Оставайся дома, Лойк, я еду к Перекам. Осмотри повнимательнее его спальню, все номера в отеле, проверь, на месте ли водные лыжи и мопед…
Лойк положил трубку. К глазам подступили слезы ярости и бессилия: негодник уж слишком далеко зашел, наплевал на отца, полез драться… Мог ли он представить, что мальчишка… Да нет, не мальчишка! Лойк давно начал замечать, что Нико сильно изменился. Сотню раз он давал себе слово, что вызовет его на серьезный разговор, который сам же и откладывал со дня на день. Почему ему всегда было так трудно общаться с сыном?
Теперь хрупкая связь, существовавшая между ними, грозила разорваться совсем. Эта мысль была ему непереносима, тем более что он во многом чувствовал себя виноватым. И тогда гнев сменился тоской. Лойк сел на кровать сына и принялся разглядывать знакомые предметы, словно вел разговор без собеседника…
Входная дверь виллы Переков оказалась незапертой, что было странно для такого раннего часа. Мари вошла, соблюдая осторожность, поскольку
На всякий случай она заглянула в ванную. На ее лице отразилось беспокойство – оттуда шел запах горелого. На дне ванны лежала кучка обуглившейся бумаги. Взяв с полочки пинцет, Мари поворошила пепел. Несколько листков обгорели не полностью, она узнала почерк Никола: «…все, что угодно, дорогая, из любви к тебе… клянусь, любовь моя…» Письма к Шанталь. Уж конечно, Ферсен истолкует их не в пользу племянника. Она аккуратно отделила уцелевшие клочки и спрятала в карман. Затем для очистки совести позвонила самым близким приятелям Никола, там его не оказалось. Каким образом, интересно, парочке удалось покинуть остров? Первое, о чем подумала Мари, – это о небольшом траулере отца. Племянник умел им управлять. С тех пор как мальчишка научился ходить, Милик брал его с собой в море, и до последних месяцев тот всегда с восторгом помогал ему.
Мари уже дошла до берега, где находились садки для крабов, как зазвонил ее мобильник. Прочтя на экране «Ферсен», она без колебаний прервала связь.
Тщательный обыск, которому Лойк подверг спальню Никола, неожиданно приблизил его к сыну. Вспомнились редкие часы, проведенные вместе, подарки в день рождения, восторг мальчика перед новогодней елкой, поход в лавочку, где они долго не могли выбрать ему фотоаппарат. Он обязательно поговорит с Нико, постарается его образумить. Но сначала сына нужно найти.
Лойк вошел в гараж. Мопед на месте, привален к стене. Он поднял его, обнаружив за ним мусорный бачок с откинутой крышкой. Собираясь закрыть его, он машинально посмотрел внутрь. Оттуда торчал кусочек джинсовой ткани. Заинтригованный Лойк наклонился и достал сверток. У него сжалось сердце: одежда Никола. Зачем сын ее выбросил? Он развернул сверток.
– Боже!
В глазах у Лойка потемнело, руки задрожали, он выронил джинсы и рубашку: на них темнели пятна крови.
Траулер мирно покачивался на волнах – он не снимался с якоря уже неделю. Милик внимательно выслушал дочь, расстроенный, что ничем не может ей помочь. Теперь он понимал, почему в последнее время внук от него отдалился. Не осуждая парня, он был обеспокоен лишь тем, что Никола решил порвать с родными.
Ощущая страшную усталость, Мари присела прямо на берегу. Милик понимал ее состояние, он погладил дочь по голове и, тяжело ступая, двинулся к садкам. Она проводила его взглядом. Отец напоминал альбатроса: неуклюжий и неловкий на земле, как эта большая птица, он полностью преображался в море, находя общий язык со стихией куда лучше, чем с людьми. Телефонный звонок Лойка прервал ее раздумья.
– Одежда Никола? Где? – Голос ее дрогнул: – В крови? Послушай меня: ни к чему не прикасайся… успокойся, да успокойся же ты… – призывала она скорее себя, чем брата, пытаясь не поддаться панике.