Дольмен

Жамэ Николь

– …которое очень плохо вяжется с матерью, убившей собственных детей через шесть дней после их рождения!

– Не суди, Мари! Когда у тебя будут дети, ты узнаешь, что такое настоящее страдание. – Зрачки ее потемнели. – Впрочем, если, конечно, это произойдет. Кстати, нет ли каких новостей о твоем мореплавателе?

Мари пришлось сделать усилие, чтобы голос сохранил твердость.

– Лойк скорее всего получил копию статьи незадолго до смерти, так же как Ив Перек и Жильдас. Все трое, без сомнения, связаны с гибелью «незнакомки из Молена».

– Спроси

их, что они об этом думают, – оборвала ее Ивонна.

Люка, заметив, что Мари побледнела, решил вмешаться:

– В шестьдесят восьмом Иву и Жильдасу было лет по двенадцать, как и вашей бесценной Гвенаэль. – Ивонна заморгала. – Уверен, вы решили расправиться с Мари, чтобы защитить дочь, мадам Ле Биан! И еще я думаю, это вы уничтожили письмо, которое Лойк оставил для сестры. – Ферсен увидел, что она подняла глаза к небу, и продолжил: – А если расчет не оправдается и из-за вашего молчания дочь станет следующей жертвой?

Последнее замечание не вызвало реакции у Ивонны, она принялась зевать.

Дверь приоткрылась, в проеме показался Франк Карадек, сделавший им знак рукой. Мари и Ферсен прошли в его кабинет и с удивлением узнали, что из Центрального полицейского архива исчезли материалы по делу «незнакомки из Молена».

– Как же они могли пропасть, ведь существовали средства защиты? – задала вопрос Мари, тут же осознав его нелепость.

– В шестьдесят восьмом информатика находилась в зачаточном состоянии, это была эпоха перфорированных карт и языковой системы Фортран, – объяснил Карадек.

– Не обратиться ли к инспектору, который вел следствие? – предложил Люка.

– Его тоже нет, – ответил Франк, поморщившись. – Три года назад он умер от рака.

Люка с раздражением воскликнул:

– В конце концов я поверю, что небеса против нас!

– Доступ к архивам есть только у сотрудников, теоретически туда нельзя попасть с улицы и вынести досье, не подписав кучу документов, – заявила Мари. – Нужно узнать, Франк, когда и при каких обстоятельствах материалы дела пропали.

– Я начал внутреннее служебное расследование, Мари, и буду держать тебя в курсе дела. – Он кивнул в сторону камер: – Что будем делать с каргой?

– Недостаточно оснований для дальнейшего содержания ее под стражей, – ответил Люка. – Помаринуйте еще часик-другой и отпустите.

– С удовольствием.

Они уже удалялись, когда Франк окликнул Мари.

– Кстати, ты вышла на того парня… как его… Ноэля Легофа?

Перехватив взгляд Ферсена, она молча кивнула. На улице, под проливным дождем, Мари накинулась на своего напарника, который, казалось, не замечал ничего вокруг.

– В общем-то вы правы. Кристиан действительно не был на шхуне в тот вечер, когда на меня напали в аббатстве. Он одолжил ее Легофу, бывшему товарищу по команде, который давно о ней мечтал… Слишком давно, чтобы мы не сочли его чересчур дальновидным, – вдруг добавила она с вызовом. – Но это еще ничего не доказывает!

– Если бы все обстояло

именно так, вы бы сейчас находились в Плимуте, а не со мной.

Увидев, как омрачилось ее лицо, он мысленно отругал себя.

– До сих пор никаких известий?

– Буря в том секторе улеглась, завтра начнут поиски, – кратко ответила она.

Паром стоял в порту, надежно закрепленный, потому что волны уже обрушивались на сваи причала.

Устроившись под хлопавшим на ветру полотняным тентом, Люка с телефоном возле уха смотрел, как Мари о чем-то спорит со служащим компании «Ируаз», и одновременно слушал патологоанатома из Института судебно-медицинской экспертизы. Тот докладывал майору результаты вскрытия Никола Кермера и Шанталь Перек.

Причиной смерти обоих явился разрыв шейных позвонков. Это произошло в ночь, когда Ив исчез из камеры. Следов уколов на пальцах не оказалось, мезадрола в крови и каких-либо записок тоже. Для Ферсена вырисовывалась такая картина: Никола и Шанталь были убиты, потому что оказались в неподходящем месте в неподходящее время.

Он уже закончил разговор, когда к нему подбежала Мари, с которой стекали потоки воды.

– Для возвращения на остров придется ждать, когда наладится погода. Взгляните на небо – хорошо еще, если удастся уехать завтра!

Заметив, что Люка нахмурился, она после недолгого колебания предложила:

– Не отчаивайтесь, мой дом недалеко отсюда, а диван у меня удобный.

Скрывать разговор с патологоанатомом не имело смысла, и Люка вкратце передал его содержание Мари. Она с грустью пришла к тому же выводу: явившись в жандармерию, Никола и Шанталь могли увидеть того, кто вывел из камеры Ива, чтобы затем его убить, и подписали свой смертный приговор.

Квартира Мари, находившаяся поблизости от Арсенала, была похожа на хозяйку – такая же светлая и гостеприимная. На втором этаже, над небольшой гостиной и маленькой кухней, располагалась спальня. Главным ее украшением оказалась застекленная стена, откуда открывался вид на порт. Мари считала, что так ей удавалось сохранить связь с Ландами: в ясную погоду, если очень постараться, отсюда можно было рассмотреть маяк Ти Керна. Единственным свидетельством дурного вкуса, по мнению Ферсена, являлся большой портрет Кристиана с голливудской улыбкой, который словно следил за всеми его перемещениями и малейшими жестами.

В гостиную Мари вернулась в халатике, с полотенцем на голове. Ферсена ударило в жар: уж лучше бы он остановился в отеле!

Пытаясь отвлечься, он стал мысленно воспроизводить случившееся на берегу, когда по чьей-то злой воле был воскрешен образ Мэри, которой перерезали горло в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. Наверняка в записках речь шла о ней, а не о Мари – оба имени на бретонском писались одинаково. В таком случае, если считать убийство Никола и Шанталь «незапланированным», подтверждалась версия, что преступник мстил тем, кто расправился с «незнакомкой из Молена».