Доля ангелов
Шрифт:
Нелли трясла меня за плечи:
— Мачо, ты заснул?
— Бодрствуйте и трезвитесь — сказано в священных текстах, чтобы не проспать самого главного.
— Подожди, я сейчас.
Нелли ненадолго исчезла и вернулась с чашкой чая:
— «Вкус чая напоминает вкус дзен».
— Я мало знаком с учением дзен.
— Ты имеешь шанс узнать больше. К примеру, на востоке чай называют напитком мудрецов!
— Надо же! Что же в нем такого мудрого?
— Однажды Бодхисатва уснул во время созерцания премудрости. Этот
Нелли сидела на пушистом ковре в позе лотоса. Отставив изящный локоть, она наливала чай из крохотного фаянсового чайника.
— Да, ты глубоко постигла буддизм. А я, профан, даже не подозревал, что буддистки так хорошо танцуют!
Нелли метнула на меня взгляд, исполненный таинственного значения:
— Когда все закончится, давай поужинаем вместе.
— Всегда готов!
На любом мало-мальски стоящем карнавале есть свои король и королева. Под вздохи восхищения и вожделения они танцуют танец судьбы.
Мы танцевали медленный, чувственный и жестокий танец. Нелли вилась вокруг меня, как золотистое пламя, и мои исполненные силы и страсти, но угловатые «па» выгодно оттеняли ее возможности. Музыка сорвалась с нарочито медленной прелюдии, как срывается долго сдерживаемое желание. Я энергично прижал ее тонкое, обернутое шелком тело, и дальше все пошло само собой.
Старик Бернард Шоу оставил нам замечательное изречение, доступное любому переводу: «Танец есть вертикальное выражение горизонтального желания». Он был прав! Под восторженные аплодисменты мы покинули подиум, и я получил недолгую свободу от «ночной тигрицы».
После жаркого танца лицо горело. Я прошел сквозь душные, гудящие, как вешний улей залы, и вышел на крыльцо под медленно падающий снег. Постоял немного, хватая губами сладкие снежинки.
Часам к двум ночи праздник утомленно стих. Гости разъезжались по домам, чтобы успокоиться, или переходили в казино «Поручик Ржевский», расположенное в соседнем доме, чтобы еще раз испытать судьбу и удачу.
В поредевшей толпе вновь мелькнула Маша. Неприступно красивая, «вечерняя». Что привело ее на этот полуночный бал. Охота на женихов? Поиск нового папика?
В подтверждение моих худших догадок Маша словно не узнала меня, даже бровью не повела.
— Привет охотницам на мастодонтов бизнеса. Удалось поразить кого-нибудь или стрелы, выпущенные из-под ваших ресниц, застревают в их толстой коже?
— А ты что здесь делаешь? Зажигаешь на танцплощадке?
Я взял ее за локоток, обтянутый ажурной перчаткой, и отвел в сторону.
— Маша, Анеля и есть та самая девушка, которая ехала со мной в купе. Когда все стихнет, я намерен попасть в апартаменты Анели.
— Флаг тебе в руки…
Она медленно пила ледяной нарзан, и ее не интересовали ни перстень,
— Ты не так поняла меня, Маша! Возможно, перстень здесь, в этом особняке! Но искать его тут, все равно, что иголку в стоге сена.
— Надо всего лишь поджечь стог вместе с гадюками, и иголка найдется, — усмехнулась Маша. — Смотри, тебя уже ищут, чтобы пригласить на белый танец.
По залу, кивая знакомым и озаряя улыбкой незнакомых, шла Анеля.
— Да ты ревнуешь!?
Маша пожала плечами и отступила в тень колонны.
Анеля быстро нашла меня (нельзя сказать, чтобы я активно скрывался) и, загадочно улыбаясь, повела за собой.
Покои Анели были отделаны мрачным природным камнем, щедро инкрустированы ониксом, обильно украшены шкурами, японскими коврами и вазами с видами Киото. В медных шандалах-иероглифах горели факелы. Потолок подпирали массивные деревянные колонны, такие я видел в самурайских фильмах.
— Эти колонны олицетворяют мужскую силу, — опустив глаза пояснила Нелли. — Японцы называют их ябуни.
Я огляделся: оружие висело повсюду, и если у Чехова в третьем акте мирно пылящееся на стене ружье должно обязательно выстрелить, то мечи, сабли и ятаганы в ножнах явно предвещали финал грядущей драмы.
Словно играя, Нелли вынула из ножен дамасский клинок и вытянула руку, любуясь закалом:
— На Востоке говорят; если меч вынут из ножен, он должен попробовать крови…
«Вот оно… началось», — мелькнуло в моей голове.
— И чья же это будет кровь, пани?
Нелли ухмыльнулась и, слегка проколов пальчик на левой руке, чувственно слизнула капельку крови. Затем она сняла со стены короткий изогнутый меч:
— Посмотри, это кинжал для харакири. Правда, что харакири — дорога в рай?
— Не совсем верно.
Я осторожно вынул кинжал из ее рук.
— Похоже, древние народы, общались теснее, чем мы… — от нее исходил запах дорогого вина, духов и женского желания. Я умолк, не договорив.
— Теснее, чем мы? — удивилась она.
— …можно представить… — выдавил я.
Гибкая ладонь Нелли скользнула под мой ремень прямиком к моему единственному оружию. В отличие от самурайских мечей в ножнах, оно обещало победу.
— Ты никому не говорил, что останешься здесь, сладкий? — она покачивалась под едва слышную музыку, и ласкаясь, успевала медленно освобождаться от платья.
— Я один, ясновельможная пани, и мне не перед кем отчитываться… — прошептал я.
«Нагая женщина, это женщина во всеоружии», — предупреждали древние мудрецы, и наша дуэль была впереди. О, смерть на пике наслажденья, я не звал тебя да и теперь не тороплю!
Осторожно умерив пыл Анели, я прошептал, что мне бы надо немного успокоиться. В экзотическом интерьере жилища самурая я чувствовал себя резидентом разведки на Дальнем Востоке. Я беспечно влез в ботинки Рихарда Зорге и уже успел набить мозоли.