Доля ангелов
Шрифт:
Сидя на троне, Вождь внимал Левитану и морщился — он не любил грубую лесть, но в последнее время с трудом отличал ее от искренних восторгов.
Внизу, у подножия трона тысячи юношей и девушек в белых одеждах, увенчанные венками и колосьями, пели гимны разуму и великому солнцу в облике вождя. Обнаженные до пояса спортсмены, похожие на бронзовые статуи, строились в затейливые пирамиды. Нимфы в венках и прозрачных туниках осыпали трон и белый китель Верховного розовыми лепестками. Из опрокинутых рогов изобилия по ступеням вниз падали персики и гроздья винограда.
Перед троном вождя
Всходило солнце и разливало свой золотой блеск над мраморными храмами, колоннами, портиками, над хороводами золотых статуй с гигантскими изображениями символов плодородия.
Храмовый комплекс был спроектирован по примеру греческого Элевсина. Барельефы на его стенах были скопированы с фресок Помпеи и римских мозаик. Нет, это была сама Атлантида с ее великолепными колоннадами и храмами.
У этой магической империи был свой рай, населенный ангелами с пионерскими горнами, героями и весталками, и свой ад, где в Тартаре, скрежеща зубами и звеня кандалами, томились враги народа. Но их страдания имели великий искупительный смысл, пройдя чистилище, они могли явиться на советскую землю в более достойном облике.
Колонны «перекованных» вытекали буквально из-под земли, из «ракушек» метро. Залы метрополитена сияли, как преображенная преисподняя. Подземный храм украшала жизнеутверждающая и воинственная символика Митры, солнечного божества. Митра настолько велик, что стоит по ту строну добра, лишь наблюдая за битвой Ормузда и Аримана. По преданию, Митра рожден в дни зимнего солнцестояния. В эти же дни население всего земного шара отмечает день рождения великого Сталина.
Перед троном Верховного уверенной поступью маршировала Армия Матерей-одиночек. Полнотелые кормилицы держали у груди щекастых сосунков, беременные подставляли солнцу вздутые ситцевые паруса. Отдельно, чуть в стороне маршировала колонна собакоголовых опричников.
— Гордо несут свои головы черные киноцефалы: провожатые в царство мертвых, — вещало радио. — Стройно движутся колонны заключенных, своим трудом заслуживших посмертное участие в праздничном параде.
Заключенные попали на парад в том, в чем их застал крик петуха: в истлевших робах, в лагерных самошвейках, с кустиками северной клюквы на черепах.
Даже духи стихий пришли почтить великое божество Всевидящее Око. Кобальты тащили мешки с алмазной рудой, углем и золотом, чешуйчатые ундины и осклизлые тритоны катили бочки с любимой вождем налимьей печенью, отдельно на золотой платформе, запряженной морскими конями, везли Печень Океана. Духи огня, живущие в жерлах «катюш» и пороховых зарядах, приветствовали Верховного оглушительными залпами. Духи воздуха держали на своих спинах армады экранолетов и дирижаблей. Коренастые гномы дарили Отцу Урожая огромные караваи хлеба и катили тучные тыквы…
Закричал петух, выскочив как чумной из окошка ходиков, подавился часовым колесиком, забился и рассыпался горкой перьев, в которых обнаружилось золотое яйцо. Оно с грохотом упало и рассыпалось осколками и я проснулся от внезапного грохота, выпутываясь из ночного кошмара.
Спал я не раздеваясь — в нетопленом доме
Отбросив одеяло, я заставил себя встать и выйти навстречу привидению. Если это мой собственный бред, то чего бояться детских пугал, а если Мара выходец с того света, то тем более интересно с ним поговорить. Кажется у русских гусар, уже достаточно развращенных европейским Просвещением, был такой обычай. «Дружище, если там что-нибудь есть, подай знак!» — просил верный секундант умирающего дуэлянта. И что вы думаете? Подавали!
Я встал и для начала включил мониторы слежения, раскиданные по всему дому, полагая, что монитор выведет любого призрака на чистую воду. Привидение деловито рылось в кладовке. Подвал был сделан в виде гигантского сейфа-холодильника стратегического назначения.
Отбросив всякую робость перед привидением, я покинул свой мезонин. Впереди, радостно виляя обрубком хвоста, семенил Флинт. Следом за призраком я спустился в подвал-холодильник и распахнул дверь.
На меня широко открытыми глазами смотрел Маркел. Флинт радостным лаем приветствовал воскресшего хозяина.
— Маркел! Ты жив? Какого черта?
Мара смотрит на меня тяжелым взглядом трансильванского изгоя. С тех пор как мы не виделись, он раздобрел и налился нездоровым румянцем.
В руках у него плоский чемоданчик-кофр. Прижимая к груди кофр, он слепо движется к выходу, явно намереваясь пройти не только сквозь меня, но и сквозь стены.
Я хватаю его за грудки и, «обнявшись крепче двух друзей», мы завершаем официальную часть нашей неожиданной встречи. У призрака явное преимущество в весе, но Мара не борец. Мне удается свалить его и, заломив его руку за спину, наконец-то задать вопрос:
— Лежать, мертвец… Ты не выйдешь отсюда, пока все не объяснишь.
— Отпусти, — хрипит Маркел, — больно!!!
Я немного отпускаю его запястье, и Мара сейчас же тянется к выпавшему из рук чемоданчику.
— «…Где богатство ваше, там будет и сердце ваше». Что у тебя тут? Деньги? С каких это пор мертвым деньги нужны?
Мара наливается воистину нечеловеческой злобой:
— Ты что, это заработал? Это все мое! Мое! Жив я или умер!
— Ладно забирай… Мальчиш-Плохиш… Кстати, похоже кто-то уже искал здесь этот чемоданчик. Но этот кто-то не удосужился заглянуть в твою «банку с вареньем».
Мара садится на пол, сплевывает кровь с разбитых губ и крепче прижимает к груди чемодан.
— Ну, а теперь сознайся, зачем тебе понадобился весь этот розыгрыш с татуированным трупом? Это уже не фокус — это убийство!