Доля казачья.
Шрифт:
Именно поэтому его везде знали и любили, как своего родного человека, душевный он был человек, и неповторимый! А сейчас и сам он стал на край позорной для всей России гибели.
— Повезут нашего батюшку Никодима в Благовещенск на расстрел, — волнуются казаки.
Тут и мёртвый не выдержит такого произвола, не то что живой человек, вот и поднялся он, бунтует.
Оперативно казаки собрали общий сход казаков и, посовещавшись там, решили, что ни в коем случае нельзя отдавать отца Никодима на растерзанье властям. Иначе всё это дело не назовёшь,
И даже то, что сама императрица Цы Си ему и его сану большое уважение оказала, передавалось казаками, как легенда, из уст в уста, и всё сказанное обрастало потом лихими подробностями.
— Он там один против целой школы монахов-убийц не побоялся выступить. И за отца своего постоял там, честь его защитил, один бился. И за весь Христианский народ он сражался и тоже победил там. И за веру нашу русскую, за всё казачество бился один. И уже слышалось среди множества людей, как гул, предвестник бури:
— Надо весь казачий народ поднимать и боем взять да отбить нашего героя, не дать власти расправиться с ним.
Повисла тягостная тишина в воздухе. Даже слышно стало, как стучат разгорячённые сердца казаков. Все станичники отчётливо понимали, чем всё это могло закончиться для всех их, и семей их тоже.
Тут, и именно сейчас, крамола против новой власти готовится, не иначе, всё толковать будут.
И докажи потом, что не так всё тут было, на этом сходе. И что хотели казаки восстановить справедливость в природе, не более того. И как-то защитить себя, от произвола властей.
Поднялся Лука Васильевич, и все казаки замолчали. Уважали они старого атамана, ибо не было в округе человека справедливей его и мудрее.
— Не надо весь наш народ поднимать, это будет очень подозрительно для всех и плохо закончится. Тут на кон не одна жизнь будет поставлена. У меня есть другое предложение. Надо всё сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы. Попробуем, казаки, всё по-другому организовать. Сейчас все казаки расходятся по хатам и всех успокоят там, свои семьи и чужие. Не надо привлекать к этому делу лишнего внимания властей.
А я останусь здесь с десятком молодых казаков, хотя они уже и не молодые сейчас, из моей бывшей сотни. У нас есть о чём с ними поговорить, да и обсудить кое-что надо. И ещё нам надо несколько человек наблюдателей, чтобы потом они всю правду народу донесли, мало ли что там у нас получится. Правда, и только правда должна быть известна народу! И в этом наше спасение.
Этим делом занялись старики, от них у нас тайн не было. Знали мы, что они ни за что никого не выдадут, хоть на дыбу их тащи. Хоть и в годах был тогда мой отец, но всё же решил последний раз тряхнуть стариной, а там пусть будет то, что на кону ему от роду написано, то пусть и случится с ним. Так он сам решил.
— Сейчас время сенокоса и трудно будет властям посчитать всех казаков, это только нам и надо. И если даже захочешь, то за всеми не усмотришь. Ещё нам надо, казаки,
Работает ещё старая связь контрабандистов на казаков. Как и раньше, ещё при царе работала. Есть одно место на Амуре, где пароход идёт под самым нашим берегом, и никак не иначе. Там мы ему и встречу приготовим, по всем казачьим правилам. А остальное, казаки, что там и как получится, дело нашей удачи.
Ждали казаки в засаде пароход и конечно волновались. Были здесь: я со своим отцом, Василий Шохирев, Алексей Федоркин и ещё с пяток старых проверенных товарищей, бывших разведчиков.
Алексей Федоркин совсем недавно вернулся с фронта первой Мировой войны. Весь израненный и оттого озлобленный. Но жизнь дома помогла залечить его многочисленные раны, и прежняя его весёлость снова стала проявляться в его добром характере. Отчаянным пулемётчиком он был в эту войну. Кого он только не косил, со своего Максима, и немцев, и австрияков, и мадьяр.
И счёта не хватит всех тех перечислить, кто попадал под свинцовый огонь его пулемёта. И кто навсегда остался лежать в далёкой и холодной России. Даже сам батька Махно, к которому он попал, когда убегал из немецкого плена, не один раз ставил в пример своим хлопцам Алексея.
— Дюже гарный хлопец Амурский казак Алексей Федоркин, а пулемётчик ещё лучший. Режет из него врагов, по-чёрному, что тут ему всякий позавидует, «мастер своего дела».
Так на немецком паровозе с медными вензелями в одну строчку написал: «Батька Махно.», да ещё точку поставил. Всего в одну очередь пулемётную и уложился.
— Хотел я помыться после боя, а тут с водой проблема, так Алёшка мне и говорит: — Не горюй, батька, всё твоё дело легко поправимое.
Такому герою, как ты, грешно страдать, когда воды кругом хоть залейся. И на тачанку к своему пулемёту враз подался.
Сначала большой переполох начался среди наших казаков. А когда огляделись они, что к чему, то смех всех разобрал. И гордость обуяла их за такого пулемётчика. Правда, паровоз тот, теперь, что дуршлаг стал, весь в дырках. Хорошо только в режиме лейки работает, хоть душ с него принимай.
Не хотел батька Махно такого пулемётчика от себя отпускать, тот и Европу всю прошёл и наши все горячие места, везде повоевал.
— Я тебе, Лёшка, папаху со своей головы дарю. Умеешь ты с всякими людьми ладить. Ты у меня давно бы в полковниках ходил, или того выше, генералом стал! Но раз ты домой собрался, то держать тебя не смею. Герой ты настоящий, и ценю я тебя за это. Всему Амурскому казачеству от меня привет передай и низкий поклон казакам от меня. Геройских казаков ваша земля Дальневосточная плодит, не хуже наших запорожцев они, колыбели всего казачества русского.