Доля вероятности
Шрифт:
— И ты не хочешь, чтобы я их тебе отправила? — Я не придумала иной причины попросить у него адрес. Ведь в ближайший год он вряд ли сможет пользоваться мессенджерами — а именно столько продлится его назначение.
— Нет. Я даже рад, что ты будешь носить мою толстовку и рюкзак. Если они не испортились, побывав на дне реки, — добавил он. — Выглядят ужасно, наверное?
— Вовсе нет, — рассмеялась я, — совсем не ужасно, хотя белый стал совсем не белым. Но остальные вещи, видимо, не сохранились: мне прислали только рюкзак, толстовку и айпод.
—
Я кивнула:
— Через месяц после рюкзака. Там же было мое удостоверение личности. Наверное, так они и поняли, что сумка моя.
— Ага. — Нейт вернулся к книге, но рука с маркером застыла над страницей. — А ты все еще боишься летать? — тихо спросил он. — Мне всегда было любопытно, после крушения…
— Не съехала ли у меня крыша окончательно? — спросила я и выделила особенно откровенный абзац.
— Я не то хотел сказать, но, раз ты сама так говоришь… — Нейт виновато на меня посмотрел.
— Я не летала полтора года, — призналась я и пролистала следующую главу, выискивая любимые отрывки. — Долго ходила к психотерапевту. Прорабатывала страх перед полетами и кошмары. — Холодок пробежал по спине, несмотря на жару. — Но я научилась справляться и с тем и с другим. Овладела копинговыми стратегиями.
— Копинговыми стратегиями?
— Да, способами справляться с травмой. Хотя у меня по-прежнему не получается контролировать приступы паники — мы ведь на самом деле пережили авиакатастрофу. Конечно, можно сказать, нам повезло, но я никогда не смогу убедить свою психику, что это вряд ли повторится. Страх укоренился. — Я прищурилась. — А ты? Не начал бояться полетов?
Нейт пожал плечами.
— Меня тогда сразу посадили на рейс до Сент-Луиса, и я просто… — Он судорожно сглотнул. — Просто полетел. Сказал себе: если вселенная хочет, чтобы я погиб в авиакатастрофе, этого все равно не избежать… Но я понимаю, почему у тебя кошмары. Я тоже иногда повторяю аффирмации, которые увидел у одного психотерапевта на «Ютьюбе». «Я дома, я в безопасности» и все такое.
Я вскинула брови:
— На «Ютьюбе»?
— В моей работе отметка психиатра в личном деле — не лучшая рекомендация. — Нейт выделил очередную строчку и перевернул страницу. — Справляюсь, как могу, и живу дальше. Тоже копинговая стратегия. — Он посмотрел на меня.
— А ты вообще чего-нибудь боишься? Должно же быть что-то?
— Конечно. Боюсь стать похожим на отца. — Нейт достал что-то из рюкзака. — Хочешь жвачку?
— Нет, спасибо. — Видимо, на эту тему лучше не говорить.
Он сунул жвачку в рот, и мы еще час просидели на пляже, раскачиваясь на качелях и отмечая строчки в любимых книгах.
Вскоре солнце поднялось высоко, и я вспотела.
— Не хочешь искупаться? — спросила я, кивнув на океан.
— Хочу.
Мы убрали книги в рюкзак и зашагали к воде, выбрав место подальше от людей. Нейт достал из рюкзака два полотенца. Я вскинула брови.
— Полотенца пакуют в последнюю очередь, — ответил он на мой невысказанный
Мы разделись. Мне достаточно было снять шорты и сандалии.
Он стянул футболку через голову. Я тщетно старалась не пялиться на него. Увы, не получилось. Но в свое оправдание могу сказать, что Натаниэль Фелан был словно создан для того, чтобы им любоваться.
Его прессу могли позавидовать модели спортивной одежды, мышцы переливались под кожей, а к поясу плавок вели диагональные бороздки, по которым так и хотелось провести языком. Накачанная грудь, сильные руки, каждый сантиметр тела покрыт безукоризненным бронзовым загаром…
— Готова? — спросил он, и я расплылась в улыбке, поймав на себе его одобрительный взгляд. Я, конечно, была не в лучшей форме, после года зубрежки за столом мое тело округлилось, но в глазах Нейта, когда он смотрел на меня, пылал жар, и я чувствовала себя красивой.
Я сняла его кепку и встряхнула головой:
— Готова.
Мы зашли в воду, холодная волна ударила меня в нагретый солнцем живот, и я резко вдохнула.
Нейт рассмеялся и нырнул с уверенностью человека, который плавает гораздо чаще меня. Он встал и оказался по пояс в воде; я как загипнотизированная смотрела на стекавшие по его груди капли.
Я моргнула, подошла ближе и почти коснулась еле заметных серебристых шрамов у него под ребрами.
— Что случилось?
Нейт напрягся, но тут же улыбнулся:
— Разрыв селезенки. В прошлый раз в Афганистане. Теперь у нас одинаковые шрамы.
Я посмотрела на него округлившимися глазами. Вокруг плескались волны.
— Попал в авиакатастрофу? — попыталась пошутить я.
— Осколочное ранение.
Мое тело вдруг стало таким же холодным, как вода.
— Ты подорвался на мине?
— Наша машина. — Он протянул руку и прохладными пальцами убрал волосы мне за ухо. — Иззи, не смотри на меня так.
— Как? — едва слышно прошептала я. Накатила волна и ударила меня. — С тревогой?
— Мама за меня тревожится, этого более чем достаточно. Ты можешь быть спокойна. Со мной все хорошо. Видишь? — Нейт вытянул руки и покружился, но мне уже было не так приятно смотреть на его обнаженную спину и грудь. Теперь я представляла, что в них может попасть осколок. Каждый сантиметр его тела казался уязвимым.
— Тебе нравится? — спросила я, когда он повернулся ко мне лицом. — Твоя работа?
— Я хороший солдат. — Он пожал плечами.
— Это не одно и то же.
— Говорит девчонка, которая не очень рада поступить на юридический Джорджтаунского универа в двадцать один год. — Его темная бровь приподнялась.
— Меня там никто не будет убивать, — заметила я.
— Именно поэтому я должен делать свою работу. — Нейт приблизился и ухватил меня за талию, чтобы большая волна не отнесла к берегу. — Если никто не пытается убить тебя здесь, значит я там хорошо справляюсь со своими обязанностями. Вот как я это воспринимаю, а иначе и нельзя.