Должники
Шрифт:
– Не понимаю, Олег Антонович.
– Потому что по обыкновению спешите, Антонина Романовна. Кстати, вот вам бесплатный совет: никогда не забегайте в разговоре вперед, дайте собеседнику высказаться. Пара минут терпения может дать иногда потрясающий результат, – неожиданно он поднялся с табуретки, подошел к топчану, наклонился, прислушался к дыханию спящего Илюши, довольно кивнул и вернулся к столу, за которым коротал с гостьей этот предпоследний вечер. – Я довольно состоятельный человек, Тонечка. Кроме того, у меня есть еще силы, умение и возможности приумножить свое состояние. Не хвалясь, скажу, что таких, как я, в нашей стране немного, хватит пальцев одной руки, чтобы перечесть. О партийных начальниках говорить, конечно, не будем, боюсь, меня может стошнить, а у нас в избе чистота и порядок, – ухмыльнулся
– Нет, – честно призналась она.
– Когда вы вдвоем заявились в мой дом, не могу сказать, что это стало приятным сюрпризом. Здесь, в тайге я отвык от людей и привыкать заново не собирался. Если мне от них было что-нибудь нужно, я шел в таежный поселок отовариться необходимым: инструментом, мукой, женщиной, а после возвращался к себе, в тишину и покой. Вы внесли в мою жизнь беспокойство, которое поначалу весьма раздражало. Затем заболел Илья, – он надолго замолчал, не сводя неподвижного взгляда с весело гудящей печки, потом, прищурившись, передвинул свечу с подсвечником на пару сантиметров вправо и продолжил. – Так вот, когда заболел Илья, во мне что-то щелкнуло, что-то случилось. Я прижимал к себе его горячее тельце, а душа кричала от радости: вот оно, твое искупление. Перед судьбой, перед людьми, которых я когда-то предал и которые предавали меня. Скажете, кощунство? Согласен. Но в тот момент с моей души будто короста исчезла. Я понял: если хочешь жить – спаси другого, тебе зачтется. Словом, делом, простым участием – всем зачтется… Правда, потом я уже ни о чем не думал, просто вытягивал из беды твоего ребенка. Ведь любая болезнь – беда, согласна?
– Да.
– Ничего что я тыкаю?
– Ничего, вы же намного старше.
– Я начинаю сомневаться, что искренность – это достоинство. Шучу, – Олег Антонович задумчиво уставился на собеседницу, точно что-то важное решал для себя, затем вдруг спросил. – Сын крещеный?
– Нет.
– Почему?
– Не приходило никому в голову.
– А мне пришло, – и снова замолчал. Тоня тоже молчала, следуя мудрому чужому совету. – Для меня Илья перестал быть чужим, – с улыбкой вдруг признался Боровик. – На родство я, безусловно, претендовать не могу – смешно, но одного отца для такого мальчика маловато. Что скажешь?
– Я не совсем понимаю вас, извините.
– Предлагаю себя в крестные.
– Зачем вам это, Олег Антонович? – опешила она.
– Нужно, – этот человек был, действительно, непонятным, его непредсказуемость удивляла, сбивала с толку. – Если вас что-нибудь смущает, – перешел он снова на «вы», – или я кажусь недостойным, скажите прямо, не бойтесь обидеть. Но клянусь Богом: вы не пожалеете, если примете мое предложение. В жизни, Тонечка, ничего не совершается просто так, все взаимосвязано и предопределено. Кто знает, может быть, именно за этим послала судьба вас в мою избушку, – в его глазах горел странный, почти мистический огонек, пламя свечи отбрасывало на стены таинственные тени, в печке пылали дрова – в этом всеобщем горении было что-то загадочное, подталкивающее к необъяснимым поступкам.
– А где мы найдем священника?
На рассвете Олег Антонович отправился за знакомым протоиереем, сосланным в эти места лет двадцать назад за антисоветские проповеди.
Крестили в ручье. К обряду крещения мать не допустили, батюшка пробасил: не позволяет канон. При этом в его голосе явно слышались извинительные интонации. Тонечка воспринимала все
На следующий день они отправились в путь. Всю обратную дорогу в часть крестный отец пронес крестника на руках. Под кофточкой у мальчика висел на грубом шнуре серебряный крестик. Дома Тоня собиралась снять этот крестик и пока ни о чем не докладывать мужу: неизвестно как посмотрит Аренов на ее самовольство. Олег Антонович ориентировался в тайге, точно в собственной квартире, казалось, он родился и вырос здесь. Они останавливались отдохнуть, перекусить, разговаривали, молчали. И ни на минуту Тоню не покидала мысль о муже. Она представляла их встречу, Сашин восторг, изумление, ужас, жалобы, как без них было плохо, и как он сходил с ума. Это маленькое приключение, конечно, укрепит их любовь еще больше, заставит понять, что друг без друга каждый из них – всего лишь половина. А человек должен быть целым. Какими ничтожными казались теперь все обиды и ссоры, какими смешными – все подозрения. Главное – они вместе и живы, все остальное – лишь приложение.
У развилки проводник остановился.
– Дальше мне идти нужды нет. Вот забор, держитесь его, никуда не сворачивайте и выйдете прямо на КПП. Надеюсь, еще встретимся, поэтому говорю не «прощайте», а «до свидания», – он прижался загорелой щекой к детской щечке и тут же передал свою ношу матери.
– Спасибо вам большое, Олег Антонович. Может, все-таки зайдете? С Сашей познакомитесь, чаю попьем.
– Благодарю за приглашение, нет.
– Уже темнеет. Переночевали бы у нас, а утром пошли.
– Будь я на месте вашего мужа, Тонечка, – усмехнулся Боровик, – не порадовался бы сегодняшней ночью никакому гостю, даже самому дорогому.
– Опять шутите?
– Шучу, – коротко согласился шутник. – До встречи, – развернулся и пошагал обратно.
– Как же мы встретимся? Как я найду вас?
– Судьба найдет, – бросил Боровик не оглядываясь.
Ключ был на месте, за доской над крыльцом. С одной стороны хорошо, что Саша еще не вернулся: будет время привести себя в порядок. С другой – плохо, потому что разлука становилась невыносимой. Тоня открыла дверь, опустила проснувшегося сынишку на крыльцо и вошла в комнату, держа ребенка за руку.
Сначала она ничего не поняла. Голые стены, распахнутый шкаф без одежды, нет стола, стульев, дивана. Она метнулась в другую комнату – пусто, даже детской кроватки нет.
– Мама, пи-пи.
– Да-да, конечно, малыш, – пробормотала она, – сейчас.
Сзади затопали, точно стадо слонов, и в ту же секунду на шее повисла Елена.
– Господи, Тонечка, да как же так?! – запричитала по-бабьи жена старлея. – Мы ж вас уже почти похоронили! Больше трех недель искали, весь полк на ушах стоял. Сашка твой черный ходил, думали, сам загнется или разобьется к черту. Не соображал, что делал. Как тебе удалось выбраться? Неужели вы были все это время в тайге?!
– Успокойся, Лен, со мной все в порядке. Где Аренов?
– Господи, целый месяц почти! Без еды, без питья, с ребенком – это же просто чудо, что вы живые!
– Успокойся, Никонова! – заорала Тоня. – Где мой муж, черт тебя побери! – рядом заплакал сын. Она подхватила ребенка на руки и повторила. – Где Саша? Он жив?
– Господи, а разве я не сказала? В Афгане твой Сашка. Дня три, как отправили. С ним еще двое ребят полетели.
Глава 5
Эх, Краснодар, столица Кубани! Город солнца, гостеприимства, пересудов и казачьего трудолюбия. Шелковицы, жареные семечки, многоцветный, гудящий, как улей, базар, городской драмтеатр, пенное цветение фруктовых деревьев и белые соцветья душистых акаций. Стоит отсюда уехать, чтобы понять, как трудно жить от этого чуда вдали. Никогда прежде Тоня Туманова не отличалась привязанностью к родному краю. Она мечтала о настоящей столице, где каждый метр – история, каждый театр – легенда, где здания охраняются государством как памятники старины, но не сносятся как развалюхи, где по реке плывут пароходы, а не допотопные лодки со скрипом уключин, где уже одно только место рождения дает превосходство. «В Москву, в Москву!» – бредила Тонечка Туманова вслед за чеховскими инфантильными сестрами и – отправилась в жалкое подобие районного центра. Антонина Аренова не пожалела об этой подмене ни дня.