Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)

Савченко Владимир

Они направились к краю зоны, в сторону кирпичной трубы. Корнев шагал широко и вольно – привык. Валерьян Вениаминович делал каждый шаг с опаской, косился на дико искривленные пейзажи «внизу». Раздражение его возрастало: выходит, без него его женили – да еще на такой фирме! Вот и прикидывай: опротестовать договор – хлопотно, исполнять – может выйти еще хлопотнее. Но исполнять – все-таки дело, а отказываться – скандал, склока, испорченные отношения… Черт знает что!

– Хорошо. – Пец решил переменить тему. – Какая здесь закономерность уменьшения кванта h

с высотой?

Вопрос был прямой, как на экзамене. И Корнев почувствовал себя студентом на экзамене, студентом не из успешных. Он совсем упустил из виду этот чертов квант.

– Квант h… мм… ну, чем выше, тем он меньше, – сказал он.

– Какие величины вы измерили? – не отставал профессор.

– Мы измерили… мы, Валерьян Вениаминович, измерили нечто большее, чем величину h, – бодро ответил Корнев. – Мы сняли барометрический закон по высоте, интересный вышел закон. С его помощью промерили изменение темпа времени до километровой высоты. Ну а темп легко пересчитать и в квант…

Тут он по неуловимым признакам почувствовал, что внимание Пеца стало неодобрительным. «Нет, это не тот человек, которому стоит забивать баки. Надо начистоту».

– Не буду темнить. Валерьян Вениаминович, – вздохнул он, забирая нос в ладонь, – не мерили мы этот квант действия. У нас никто не знает, как его мерить.

– Вот это да! – Пец так и стал, подняв голову. – Нет, это бесподобно! А как же вы давали информацию ТАСС и газетам о соответствии моей теории? А если здесь вообще нет изменений кванта действия, что-то иное?

– Да что может быть иное, все сходится!

– Мало ли – сходится… Природа не очень-то милостива к кабинетным умствованиям. Не измерить за три месяца… ну, знаете! Ладно, – Валерьян Вениаминович снова сдержал себя, – расскажите, что вы измеряли и как.

Корнев рассказал, как они запустили в глубину Шара аэростат с барометрическим самописцем, датчиком сигналов, отсчитывали по длине вытравленного каната высоту, соотносили с ней присылаемые приборами по кабелю импульсы. Давление воздуха здесь распределено не так, как в атмосфере: до тысячи четырехсот физических метров убывает явно быстрее, а далее слабо меняющееся высотное разрежение. Время на высоте в полкилометра ускоряется примерно в сто пятьдесят раз, на восьмистах метрах – в три с лишним тысячи раз…

– Словом, ускоренного времени там завались… – Рассказывая, Корнев присел, вычертил пальцем на снегу кривую барометрического закона в декартовых координатах, кривую ускорения времени. Пец наклонился, смотрел. – Кроме того, мы поднимались на вертолете – до упора, на полтора километра. Выше винт не тянет, воздуха мало.

– И что там? – нетерпеливо спросил Пец.

– Пространства тоже хоть отбавляй. Степень неоднородности на всех высотах умеренная, работать можно.

– А еще выше?

– Там – тьма. Сквозь нее, как мы ни глядели, ничего не просматривается: ни сеть над Шаром, ни аэростаты, ни небо.

– То есть вы полагаете, там есть что-то непрозрачное?

– Вероятно. Какая-то черная муть.

– Муть?

Не тело?

– Не похоже на тело. Понимаете… – Александр Иванович в затруднении «подоил» нос, – если присмотреться, замечаешь какие-то мерцания. Искорки, светлячки, блики… они мелькают быстро и едва различимо.

– И летчик видел?

– Да.

– Значит, не иллюзия. Что-то там есть.

Валерьян Вениаминович спрашивал, слушал, вникал – и отходил. Поначалу Корнев так ему не понравился: самоуверенной бойкостью, договором этим самозваным на семьдесят пять миллионов, а в особенности тем, что не провел азбучные измерения кванта действия, – что он решил отрицательно ответить на вопрос, поставленный ему Страшновым: подойдет ли Корнев в качестве главного инженера? Какой-то оголтелый авантюрный практицизм… Но постепенно он понял, что это вовсе не практицизм околонаучного выжиги – иное. «Надо же, запросто поднялся в вертолете на полтора километра в НПВ. Дело, равное выходу в космос: кто знает, что там такое?.. И проблемы, можно ли жить и работать в Шаре, – для него не существовало с самого начала. Разумеется, можно! И в теорию мою он поверил крепче, нежели я, – зачем ему еще эти кванты мерить?.. Нет, его прыть не от спекулянтского духа, скорее от поэтического жара души. Такому и было по плечу блистательное овладение Шаром, я бы не сумел…»

– А кванты действия по высоте, – въедливо сказал он, – необходимо измерить. Не откладывая. Хитрого ничего нет, в университете на кафедре физики наверняка есть стенд или даже переносной прибор, надо одолжить или скопировать. Это же скандал!..

II

Труба воздвигалась у северного края зоны. Здесь заметно покачивало. Трудились четверо. К Корневу подошел бригадир – пожилой худощавый мужчина в запачканной раствором брезентовой куртке и в шапке-ушанке.

– Александр Иванович, – сердито сказал он, – вы только поглядите, что у нас выходит. Сколь работаю, такого не бывало!

Они подошли к лесам. Трубу выгнали метров на двенадцать, и простому взгляду было заметно, что она искривлена, склоняется к эпицентру. Бригадир взобрался наверх, вытащил из кармана бечевку с грузилом:

– Смотрите, Александр Иванович, по отвесу.

Верно, бечевка искривилась точно по стенке трубы. Бригадир переместил отвес на выпуклую сторону – бечевка повторила кривизну и там.

– Правильно, по отвесу, – сказал Корнев бригадиру, когда тот спустился, – возводите дальше, до отметки «тридцать».

– Так ведь обвалится.

– С чего она обвалится, если по отвесу! Я ведь объяснял, здесь такое поле тяготения.

– Кривая, вот и обвалится, – упрямился бригадир, недовольно глядя на Корнева. – Сроду у меня не было, чтоб криво-косо.

– И кирпичи падают, когда ветер, – поддержал его один рабочий. – Дунет – и кирпич валится. И шатает наверху.

– Вот-вот! – снова вступил бригадир. – Не буду я этого строить, не хочу срамиться. Завтра увольняться приду. Это цирк какой-то, а не строительство!