Должность

Гавриленко Василий Дмитриевич

empty-line/>

– Вот ваш костюм, Сергей Леопольдович,

Костюм был весьма и весьма, ничем не хуже семеникитичского, но, знаете ли, я не спешил покидать сладкий плен простыней – признаться, я довольно стеснителен, а тут, как назло, на мне довольно-таки древние трусы. Эпохи, скажем, праотца Адама.

– Я отвернусь, Сергей Леопольдович, - засмеялась Степанида.

О, ангел!

Костюмчик сидел на мне как влитой. Степанида глянула и ахнула.

– Какой вы красавец, Сергей Леопольдович.

Краска

удовольствия залила мне лицо, шею, и полилась куда-то вниз.

– Спасибо, Степанида.

– Называйте меня Степа,- разрешила девушка.

Ну что ж, Степа, так Степа, а то и вправду язык сломать можно.

Я спустился по мраморной лестнице, мимо портретов незнакомых мне представительных людей в париках, наверное, королей либо графов. Они смотрели на меня доброжелательно, должно быть, принимая за своего потомка. А чем я не потомок? Спина моя сама собою распрямилась, а грудь сделалась колесом – эх, хорошо!

Внизу был стол, накрытый скатертью, а на нем… Столько жратвы я отроду не видел. Это, кажись, расстегаи, вот осетр с яблоком в пасти, вот ананасы вареные в мадагаскарском роме, вот швейцарский чиз, вот голландская пастила, вот французские паштет, вино, устрицы, а это, наверное, икра… Хотя нет, икра – она красная, мелкая, а эта отчего-то черная и с горошину.

– Присаживайтесь, Сергей Леопольдович!

 Семен Никитич слился с этим изобилием: я, грешным делом, принял его за фаршированного поросенка.

 Робость одолела меня, и была б здесь табуретка, сел бы на нее…

– Ну что вы, Сергей Леопольдович, - негодуя, воскликнул Семен Никитич,- Мы у вас в гостях.

 И выскочив из-за осетра, он усадил меня во главе стола на витой венский стул рядом с маринованным тайваньским пандою.

 «Мы?» - я огляделся, и во рту у слегка провяленного никарагуанского зулуса увидел невысокого щупленького мужичка с большим, как у сома, ртом и выпученными глазами.

– Олег Власыч,- представил Семен Никитич, уплетая, между прочим, паштет,- Начальник вашего предвыборного штаба.

– Очень тронут,- пропищал Олег Власыч, налегая, кстати, на черные горошинки.

 Я решил не удивляться и отдал должное своему измученному «Дошираком» желудку.

3

После завтрака, который стоил многих обедов, мы сидели на обдуваемом зефирами балконе и, пардон, ослабив ремни на брюках, курили кубинские сигары, пуская благородный дым в небо отменной голубизны.

 Семен Никитич вдруг закашлял и сказал:

– Теперь поговорим о деле.

 Я насторожился: хотелось верить, что речь пойдет не об оплате вышеуписанного банкета: наличных денег у меня был ноль, а безналичных и того меньше.

 -Нужно обсудить предвыборную платформу Сергея Леопольдовича, – произнес Сергей Никитич.

Мне были до люстры, что пред -, что после - выборная платформы.

 Олег Власыч слегка рыгнул, невинно прикрыв ладошкой рот,

и вдруг понес такую ахинею, что впору было заткнуть уши и закричать «Караул!»: какой-то электорат – что это за птица? – куда – то нужно завлечь, а чтоб его завлечь, нужно провести грамотный пиар, а затем нужен некий компромат, дискредитация и прочая и прочая… Но Семен Никитич делал вид, что ему интересно, даже поддакивал, и я решил не отставать – чем я хуже, я все-таки прима!

Но как я ни старался «соответствовать», словесный поток Олега Власыча придавил меня и, видимо, взгляд мой несколько осоловел, так что Семен Никитич поспешил заметить:

– Да что ж мы Сергея Леопольдовича – то грузим? Ему все это знать вовсе ни к чему. Работа Сергея Леопольдовича начнется завтра.

 Брови мои поднялись на небывалую высоту, но, слава создателю, за сигарным дымом никто этого не разглядел.

 -А пока, - продолжал Семен Никитич ангельским голосом,- я советовал бы вам, Сергей Леопольдович, пойти соснуть часок-другой, а затем, будьте уж так добры, вызубрите назубок вот этот текст. Это, позвольте заметить, ваша роль.

 Он протянул мне листок, отпечатанный на гербовой бумаге и, признаться, поверг в уныние: целых три абзаца!

– Ну что ж, позвольте откланяться, - уныло сказал я и, швырнув недокуренную сигару с балкона, оставил их наедине с электоратом.

 -Назубок, Сергей Леопольдович, – бросил мне вслед Семен Никитич.

 Я поднялся по мраморной лестнице, невесело поглядывая на своих предков. Некоторые из них сочувственно кивали головами.

 Степанида стирала пыль с зеркал, и когда я сказал, что желал бы вздремнуть часок, то кивнула красивою своей головой и тихо вышла вон. Ну, чистый ангел!

 Я прилег, не раздеваясь, расширившимися ноздрями ощущая божественный запах постели – простыни, похоже, здесь меняют каждый день. Глаза мои сомкнулись, и я провалился в Ж…, то есть в сон.

 Мне снится Ж…, мое детство.

– Тупица, - зовут меня играть мальчишки, но я не выхожу, потому что знаю - играть со мной не будут, а будут мучить.

 -Это лимонад, Тупица.

 Я все-таки во дворе, и в руке у меня бутылка с желтой, пенящейся, так соблазнительно похожей на лимонад, жидкостью. Вокруг мальчишки: стриженые и вихрастые, белобрысые и черные, загорелые и бледные, имен я их не знаю. А вот того, что дал мне бутылку, толстого и розового, зовут Жирдяй. Он самый главный во дворе.

– Пей, не ссы, - говорит Жирдяй,- Я те отвечаю - лимонад. Только что в магазин бегал. Правда, ребзо?

 «Ребзо» кивают головами, а сами потихоньку прыскают со смеху.

 Я смотрю на бутылочку – о, какой восхитительно-волнующий цвет! Жара, так хочется лимонаду!

 « Понюхай, понюхай»,- это уже я, теперешний, кричу во сне себе, тамошнему, но Тупица не слышит…

Лимонад сверкает на солнце. Благодарно посмотрев на Жирдяя, я делаю громадный глоток, и до самого нутра продирает меня вонючей горечью…