Дом Аниты
Шрифт:
Красноармейские буденовки поднимаются на головах крутыми горными вершинами, что сходятся в одной точке могучим фаллосом горы Синай. Между пристегнутыми «ушами» — ярко-красные эмалированные пятиконечные звезды с золотым лучистым серпом и молотом. Сверху полукругом ослепительно белыми буквами написано: «РЕСПУБЛИКА АЛБАНИЯ».
Для нас приготовили телегу: поводья держит красная амазонка с голой грудью. В повозку запряжены три украшенные гирляндами лани, которые проворно уносят нас вперед. По дороге мы любуемся прелестной страной — гравийными дорожками, садами и теплицами. Кажется, будто за каждой
Мы встречаем процессию могучих слонов, что несут в хоботах большие бревна. Похоже, они учат трудолюбию своих неуклюжих младенцев — миниатюрных слоников, весело шагающих подле серьезных родителей.
Видимо, животные здесь радостно трудятся вместе, без присмотра людей.
Целый табун ослов, выстроившись гуськом, тащит тяжелые материалы на далекую стройплощадку на вершине горы, куда можно добраться только на вертолете. Приступая к работе, все ревут хором, словно жизнерадостный оркестр.
Караван рыжих албанских верблюдов недавно вернулся из утомительного похода через горы. Их горбы нагружены товарами, и со своей величавой высоты верблюды плюхаются прямо на ярко-зеленую траву, испещренную желтыми долинными цветами… дожидаясь, пока их развьючит стая сильных рабочих птиц.
Собаки тоже не сторожат дома, а приучены к труду (в этом раю все люди честны, так что сторожить больше нечего). Кошек перевоспитали, и они прозрели. Отказавшись от своей вековой игры, они больше не ловят и не мучают до смерти мышей. Теперь они взбираются на фруктовые деревья и усердно освобождают ветви от гнетущего их урожая.
А как же мыши? Даже албанские мыши приносят пользу, а не просто грызут краденое зерно или рис.
Мы движемся дальше, и проводник показывает нам памятные стеклянные сосуды, куда помещены Великие Усопшие этой нации: борцы за свободу, народные вожди и ученые, которые развили и обновили язык, — поэты, писатели, художники, скульпторы, музыканты. Там же хранятся останки инженеров и агрономов, героев труда и ремесел.
Однако никто из этих уважаемых людей не покоится с миром, лежа на спине. Все они стоят прямо, крепко сжимая соответствующие орудия и инструменты, оружие и снаряжение. Хоть они и мертвы, лица полны оптимизма. Большинство уверенно улыбаются стальными глазами, проницая взглядом завесу надежного будущего.
Затем мы подъезжаем к огороженной территории… к «территории любви», как поясняет наш возница.
За стенами обиталища пролетарской любви люди гуляют парами и целыми группами. Люди всех возрастов, включая самых юных. Встречаются даже отяжелевшие матроны, бабушки с дедушками и дряхлые старики.
Стар и млад затевает игры, бегает и спотыкается, ловит друг друга. Все ведут себя почтительно, перемешиваются и занимаются любовью в соответствии с собственным опытом.
Обнаженная четырнадцатилетняя девочка обнимает белобородого старца лет семидесяти. Мы идем вслед за ними по гравийной тропинке и наблюдаем, как девочка тянет и щекочет его за бороду. Старик краснеет как рак и волосатыми губами хватает подпрыгивающую грудь девочки, посасывая девичий сосочек. Она гладит его мотню, ржет, словно кобылица, и вдруг бросается к ближайшим кустам.
Мимо проходят семейные группки с маленькими детьми. Старая матрона раздевается. В Нью-Йорке или в любом так называемом цивилизованном обществе она бы никогда не стала сексуальным объектом, но здесь мгновенно привлекает двух молодых обнаженных ребят, которые обнимают ее и щекочут до слез. Затем протестующую бабулю утаскивают за поросший кустарником холм.
Собаки, кошки и белки, живущие в парке, тоже бегают кругами, понарошку нападая, а потом замирают и со смертельной серьезностью спариваются. Птицы порхают в пряном воздухе над огороженной территорией, купаются в кристально-чистых ручьях и собирают спелые плоды, разложенные для людей. Пернатые тоже садятся друг на друга и спариваются, взъерошивая перья. Даже пчелы и мухи оживленно жужжат и оплодотворяют деревья и цветы.
С пухлых белых облаков, почему-то спускающихся с горных вершин, падают дождевые капли, которые тоже обнимаются, устремляясь к земле.
Неожиданно мимо нас проходит очень недовольный лев с тяжелой гривой, за которым следует мускулистая, жилистая львица. Из-за холма, покрытого сосняком, появляются бараны и овцы, бегут вслед за этой парой и в шутку бодают их острыми рогами. Лев и львица убегают… но за следующим поворотом посыпанной гравием дороги мы видим, как все эти животные падают на землю, задрав к небу животы. Рыча, мяукая и перекатываясь, блаженно вытягивая передние и задние лапы и копыта, они предаются межвидовому сексу.
Несколько мальчишек и девчонок подбегают, чтобы насладиться этим плодотворным зрелищем. Возбудившись, они плюхаются в траву и начинают весело трахаться. Из-за кустов слышатся стоны и крики девчонок, достигших оргазма.
Мы покидаем эту территорию… Я вижу, что моя Любовь отчасти потрясена увиденным. Она краснеет, берет меня за руку и крепко ее сжимает.
Мы едем дальше, и на караульном посту замечаем огромного Лысого Орла, высотой футов восемь, не меньше; Орел нервно поглядывает на часы. Повозка останавливается: очевидно, Орел нас заждался.
На его голове, покрытой белыми перьями, фуражка албанского офицера авиации. Через плечо-крыло переброшен кожаный ремешок с раздувшимся «дипломатом». Птица вымотана, но я замечаю в ней благородство довольно важного государственного чиновника. Выясняется, что товарищу Лысому Орлу предстоит заняться нашим просвещением.
(Позже, находясь между землей и небом, я узнал, почему товарищ Орел был так встревожен. Его любимая жена-орлиха как раз выполняла особое задание над Беринговым проливом, в полярных областях над Соединенными Штатами.)
Когда мы спускаемся с повозки, он вежливо кланяется и спрашивает нас:
— Вам понравилась поездка по нашему албанскому Эдему?
Мы киваем.
— С вашего любезного разрешения, мои почетные гости, позвольте сопровождать вас во время экскурсии. О нашей крошечной, но важной стране у вас наверняка возникнет множество вопросов, которые вы пожелаете прояснить. Смело обращайтесь с ними к вашему покорному слуге.
При этом он взмахивает огромным крылом со стальными костями, достигающим пятнадцати футов.