Дом Цепей

Эриксон Стивен

С диким улюлюканьем ведьма бросилась к двери. Скопившиеся бхок'аралы завизжали в ответ и разбежались, хотя Калам заметил, что один проскочил у нее между ног и прыгнул на лежак. Зажал детеныша под рукой и рванул в коридор.

Завывания Могоры становились тише — она преследовала дичь.

— Хе, хе.

Калам обернулся.

Искарал Паст показался из теней дальнего угла. Он был покрыт пылью, на костистом плече висел мешок.

Ассасин скривился: — Я слишком долго пробыл в твоем сумасшедшем доме, Жрец.

— Поистине. — Паст

склонил голову набок, дернул за одну из немногих прядей волос. — Я закончил и он может идти, верно? Я буду добрым и открытым, рассыплю золотую пыль по тропе, ведущей в ждущий мир. Он ничего не заподозрит. Будет верить, что идет по своей воле. В точности как должно быть. — Паст вдруг расцвел улыбкой. Стащил мешок. — Вот несколько бриллиантов для тебя. Оставляй их там и тут, оставляй их где возьмут! Но помни, ты должен прорвать Вихрь — в сердце Рараку, да?

— Таково мое намерение, — зарычал Калам, принимая мешок и пряча в заплечный тюк. — Наши пути расходятся, жрец, хотя зная твой извращенный ум, я подозреваю худшее. Да уж… прорвать Вихрь незамеченным… Как я это сделаю?

— При помощи избранного служителя Темного Трона, Искарала Паста, Верховного Жреца и Владыки Рашана, Меанаса и Тюра! Вихрь — это богиня, а ее глаза не могут смотреть сразу во все стороны! Ну, быстрее складывай пожитки. Пора уходить! Она возвращается, а я опять напакостил на кухне. Быстрее!

Они вышли из садка Тени на солнечный свет около большой скалы, менее чем в сотне шагов от яростной стены Вихря. Сделав три шага, ассасин остановился и схватил Паста за руку, разворачивая к себе: — Это пение. Откуда идет проклятое пение, во имя Худа? Искарал, я слышал его в монастыре и думал, это Могора…

— Могора не умеет петь, дурак! Ничего не слышу, ничего кроме дикого ветра и шипения песков! Ты безумен! Он безумен? Да, возможно. Нет, вероятно. Солнце вскипятило мозг в этом толстом черепе. Постепенное растворение — но нет, разумеется нет. Это песня Танно, вот что это. Но даже так он, вероятно, безумен. Два совершенно раздельных дела. Песня. И его безумие. Различные, не связанные, но оба одинаково путают план хозяев. Или потенциально путают. Потенциально. Нет уверенности, нет на этой проклятой земле и особенно здесь. Беспокойная Рараку. Беспокойная!

Калам зарычал, отпихнул старика и двинулся к стене Вихря. Через мгновение Искарал Паст пошел за ним.

— Рассказывай, жрец, как ты всё устроишь.

— Это на самом деле просто. Она заметит прорыв. Словно удар ножа. Тут ничего не изменишь. Значит, отвлечение внимания! А бывает ли лучшее отвлечение, нежели Искарал Паст?

Они подошли к кружащейся стене на двадцать шагов. Облака пыли окутали их. Искарал Паст подвинулся ближе, обнажая в улыбке запачканные зубы: — Держись крепче, Калам Мекхар! — и пропал.

Обширная фигура нависла над ассасином, он вдруг очутился в объятиях нескольких рук.

Азалан.

Бегущий быстрее любого коня к краю Стены Вихря. Демон сильнее закрыл Калама

телом — и проломился внутрь.

Грохочущий рев заполнил уши, кожу скреб песок. Ассасин плотно зажмурился.

Множество толчков. Азалан бежал по твердому песку. Впереди — руины города.

Пламя сверкало под демоном, в следах бешено скакали огненные языки.

Перед ними возвышался тель, могила древнего города. Азалан не замедлился, шагая по изрытому склону. Показалась расселина, недостаточно большая для демона, но подходящая Каламу.

Азалан швырнул его туда, а сам отпрыгнул. Калам тяжело приземлился среди мусора и битых горшков. Глубоко в тени.

Внезапно раздался гром, потрясший камни. Снова и снова. Ведущие от стены следы как будто кто-то заметал. Затем разрывы стихли, и остался лишь рев Вихря.

«Думаю, он успел вернуться. Быстрый ублюдок».

Ассасин лежал неподвижно, гадая, удалась ли уловка. Так или иначе, придется ждать ночи.

Он уже не слышал песни. Было за что быть благодарным.

Стенки расселины с одной стороны состояли из многослойного скопища битых горшков, с другой нависла перекошенная мостовая и часть внутренней стены здания — поцарапанная, сколотая штукатурка. Мусор под ногами был рыхлым; чувствовалось, что до дна далеко.

Проверив оружие, Калам приготовился к ожиданию.

* * *

Резак показался из ворот. Апсалар лежала у него на руках. Вес женщины посылал волны боли в пораненное плечо, и он не думал, что сумеет нести ее долгое время.

В тридцати шагах, на краю прогалины, где сходились две тропы, валялись десятки тел. Среди них стоял Котиллион.

Резак подошел к теневому богу. Трупы Тисте Эдур образовали кольцо вокруг площадки слева. Однако внимание Котиллиона всецело привлекло тело у самых ног. Когда дарудж подошел, бог неспешно присел и отвел волосы с лица покойницы.

Это была старая колдунья, понял Резак, та, что обгорела. «Та, которую я счел источником силы малазанского отряда. Но это была не она. Скиталец». Он замер в нескольких шагах, испуганный выражением лица Котиллиона: тоскливый взгляд заставил того выглядеть на двадцать лет старше. Рука в перчатке оставила волосы и нежно провела по мертвому обожженному лицу.

— Ты знал ее? — спросил Резак.

— Хоул, — не сразу ответил тот. — Думал, Угрюмая о ней позаботилась. Никого не осталось из старого командования «Крючка». Я думал, она мертва.

— Она мертва. — Он захлопнул рот. Чертовски негодные слова…

— Я отлично научил их скрываться, — продолжал Котиллион, не сводивший взгляда с тела на примятой кровавой траве. — Так хорошо, похоже, что они скрылись даже от меня.

— Как думаешь, что она здесь делала?

Котиллион чуть заметно вздрогнул. — Неверный вопрос, Резак. Важнее, почему она была со Скитальцем? Что задумал «Крючок»? А Скиталец… боги, знал ли он, кто она? Разумеется… ох, она сильно постарела, но все же…