Дом Цепей

Эриксон Стивен

— Можно сказать — сорок к одному, — ответил Скрипач, ухитрившись сохранить спокойное выражение.

— Гораздо лучше, чем я надеялся. — Кенеб выпрямился в седле. — Должен добавить, сержант: уверен, Кулак тоже ставил на Какашку.

— Десять джакат, — сказал Гамет, — понадеявшись на… опыт капитана. И ваш, сержант… Смычок.

— Гм… сделаем что сможем, сэр.

— А ты учуял, капрал? — спросил Геслер у Буяна.

Здоровяк-фалариец с кремневым мечом за спиной скривился. — На побережье нет скорпионов, чтоб их. Но, сержант, я кое-что учуял.

— Привыкай, — посоветовал Каракатица.

Ранал сконфузился, но мудро промолчал…

пока что.

— Используйте передай-словечко, — продолжал Кенеб, — и помните, что самые крутые взводы — те, что не прячут улыбки.

— Так точно, капитан, — ответил Скрипач, гадая, не пора ли переменить мнение о Кенебе.

— И еще одно, — сказал тот. — Кулак Гамет будет командовать ночной операцией. Соответственно я желаю, чтобы взводы ваш и Бордюка поработали ночью с двойной отдачей.

«Ох, Худовы яйца да под большой камень». — Понимаю, капитан.

* * *

Едва поставив палатки и разведя костры, солдаты Четырнадцатой Армии принялись усаживаться странным образом — как бы беспорядочно, но, если бы можно было взглянуть с высоты, лагерь казался бы состоящим из длинных узловатых веревок. После ужина вся активность как будто замерла, лишь назначенные в дозоры неохотно занимали свои посты.

В одном лишь месте — в центре расположения морской пехоты Девятой роты Восьмого легиона — имелось по-иному организованное сборище. Небольшое кольцо избранных, окружающее еще меньшее кольцо из положенных наземь, остриями внутрь, кинжалов; в середине еще некоторое пространство. В данный момент этот ринг оставался пустым, песок пригладили, освободили от камешков.

Навроде присоединился к нетерпеливой и молчаливой толпе последним. Он тоже молчал, хотя и шевелил губами, повторяя имена и цифры. Заметив устремленные взоры, коротко кивнул.

Скрипач склонился к Каракатице: — Выставляй Радостного Союза, приятель.

Бордк и Геслер отдали подобные же приказы своим бойцам. Краснозадого Ублюдка солдаты Бордюкова взвода нарекли Баллистой, а Геслер назвал своего скорпиона Когтеносцем.

Вынесли три коробочки. Скрипач сказал приятелям-сержантам: — Ладно, здесь и сейчас мы смотрим на красавцев и клянемся, что никаких изменений с ними проделано не было, при помощи магии, алхимии или иных средств. Они естественные, как в день, когда их нашли. Не измененные. Каждый из нас осмотрит каждого скорпиона — столь пристально, сколь это будет нужным, даже при помощи мага, если пожелаем. А затем поклянемся громко теми богами, коими обычно клянемся, и будет это истинным свидетельством. Вот. Я первый.

Он сделал жест, и три коробочки поставили около круга ножей. Первым сняли крышку с деревянной тары Бордюкова скорпиона, и Скрипач наклонился поближе. Он долго молчал, а затем кивнул. — Я, сержант Смычок из Четвертого взвода Девятой роты Восьмого легиона, клянусь духами Мертвого Дома и всеми иными досаждающими мне кошмарами, что существо передо мной — природный, не измененный скорпион породы Краснозадых Ублюдков.

Затем сержант передвинулся к чемпиону Геслера, после долгого изучения вздохнул и кивнул, повторив клятву над коробочкой Всё Наружу. Закончил он тем же над своим Радостным Союзом. Геслер повторил процедуру, над Радостным застыв особенно долго и потребовав также заключений Тавоса Понда и Песка; Скрипач разогнул спину, на бородатом лице была легкая улыбка. Он терпеливо ждал, пока Геслер, зарычав, не произнес приговор: — Я, сержант Геслер из Пятого взвода Девятой роты Восьмого легиона,

клянусь двумя Повелителями Лета — Фенером и Тричем, что существо передо мной есть природный, не измененный скорпион Какашка — хотя и знаю, что тут есть что-то скрытое от глаз и я могу лишиться всех сбережений жизни, произнося Сержантскую Клятву. — Улыбка Скрипача на миг стала шире.

Бордюк подполз к Радостному Союзу и нагнулся так низко, что чуть не завяз широким лицом в коробке. Неподвижную тварь закрыла тень; он выругался и чуть отстранился. — Чего я, должен всё знать насчет скорпионов? Я только и делаю, что давлю их — как и должен поступать любой разумный человек. Верно, знавал я шлюшку, у которой был скорпион на шее, золотой, как кожа на грудях — нежные соски, понимаете ли, и она не любила, когда мужские руки…

— Хватит, — рявкнул Геслер.

— Не подгоняй. Не люблю когда подгоняют.

— Хорошо, не буду подгонять. Просто скажи дурацкую клятву, пока у меня сердце в штаны не вывалилось.

— Я, Бордюк из Шестого взвода Девятой роты Восьмого легиона, клянусь пушистым брюшком Королевы Снов, что тварь передо мной это природный неизменный скорпион Какашка, и пусть дух моего отца остается в могиле, ведь я все наследство промотал. Так? Мертвым хорошо, они ни о чем не тревожатся, так? Лучше бы так, ведь если не так, я обречен на преследование родителем до конца дней.

— Это всего хуже, — пробормотал Замазка.

— Еще одно слово, солдат, — зарычал, отходя в круг, Бордюк, — и я тебя весь остаток ночи веселить буду.

— К тому же, — встрял Балгрид, — это не самое худшее. Материнское преследование — вот убийство. Долго ли может мужчина сопротивляться, если ему семь лет от роду?

— Вы замолчите оба?! — рявкнул Бордюк. Толстые пальцы скрючились словно бы на чьих-то невидимых глотках.

— Мы готовы? — спокойно спросил Скрипач.

— Твой спрячется, верно? — заявил Геслер. — Выждет, пока два других кромсают и рвут друг дружку, а потом ужалит изувеченного победителя! В этом дело, да? Жидкие мозги чище и умнее, чем у тех?

Скрипач пожал плечами: — Откуда мне знать, Геслер. Ты закончил?

Бронзоволицый моряк сел. Мышцы его челюстей дергались.

— Как там с передай-словечко, Каракатица?

— Повторяю каждое слово с самого начала, Скрип.

— Вот так рождаются легенды, — пророкотал Корик самым многозначительным тоном.

— Тогда на арену, — велел Скрипач.

Коробки торопливо подняли, помещая над ареной.

— Расстояние равное? Хорошо. Бросайте, ребята.

Баллиста упал первым, выгнув хвост и клешни. Оказавшись на волосок от острия ножа, он замер и попятился; панцирь налился характерной краснотой безмозглой ярости. Когтеносец был вторым — казалось, он прыгает готовым к бою. Жидкости бурлили под янтарной скорлупой.

Радостный Союз выполз последним, медленно и размеренно; он так низко прижимался к песку, что казался плывущим. Клешни разведены, неподвижный хвост закручен. Он выглядел карликом по сравнению с другими скорпионами. Черная скорлупа местами поблескивала, ножки неспешно несли его вперед. Затем тварь замерла.

Геслер прошипел: — Если он выхватит из круга два ножа и будет ими орудовать, я тебя убью, Скрип!

— Не придется, — отмахнулся Скрипач. Внимание его разрывалось между происходящим на арене и торопливыми комментариями Ибба (тот фантазировал, грубым голосом подбавляя напряжения, хотя до сих пор не происходило ровным счетом ничего особенного).