Дом для непрощённых
Шрифт:
Снег валил все сильнее, и вдруг до меня дошло, что это не снег, а пепел. Огромные серые хлопья летели со всех сторон, и тогда я все понял.
Осознание слепящей вспышкой полыхнуло в голове.
Макдональдс, который взорвали прошлой зимой... Мне-то это было до лампочки, потому я и не понял сразу. В декабре прошлого года, прямо перед Новым Годом, какой-то мужик, сбрендив от ненависти к америкосам подорвал америкосовское детище – Макдональдс. А так как неподалёку находилась заправка, то барабум получился нехилый.
– Не хотите картошку фри? – вежливо улыбнувшись, поинтересовался парнишка.
Серые хлопья оседали на его красной майке, на идиотском торчащем козырьке. Он стоял, как ни в чём не бывало, и широко улыбался, как его, наверное, учили, когда он был живым, на каких-нибудь тупых мастер-классах, а пепел покрывал прилавок.
Я в ужасе попятился.
Надо бежать, бежать из этого страшного места! Но ноги не слушались меня.
– А действительно, малыш, возьми картошечки и колы, посиди с нами, - произнёс мужчина у окна. В горле у него клокотало. – Ты ведь так хотел есть…
Эти слова подействовали на меня, как отрезвляющий душ.
Посиди с нами, с мёртвыми. Посиди с нами. Да, действительно, почему бы мне не посидеть с мертвыми?
Я закричал, и что есть силы рванулся к выходу сквозь пепельную пургу. Толкнув дверь, я застонал, потому что она не открывалась. Они заперли меня здесь, о боже, они заперли меня здесь! Я останусь в сгоревшем кафе навсегда, я стану мертвым, таким же, как и они!
Мамочка! Помоги мне, мамочка!
Из-за спины послышался хохот, и дверь вдруг поддалась. Я выскочил на улицу, поскользнулся, упал, снова вскочил и, ничего не видя вокруг себя, побежал к зарослям кукурузы.
Со всей силы я вломился в стену сухих, шелестящих стеблей, и они объяли и поглотили меня.
Я должен бежать, я должен убежать подальше от этой жуткой дороги, от сгоревшего Макдональдса и от своих чудовищ-похитителей. Я ломал на бегу эти хрустящие стебли, они кололи, они старались меня удержать.
Как страшно, мамочка, как страшно! Чем я заслужил такое, почему я попал на эту проклятую трассу И-51? Небо надо мной было ослепительно голубым, и я вспомнил, что только пару часов назад собирался лететь в Италию, а теперь нахожусь в каком-то гиблом месте, и шансы на выживание ничтожно малы.
Наконец, я в изнеможении упал на грязную землю, и стебли кукурузы сомкнулись надо мной. Я должен выбраться отсюда, я должен спастись любой ценой. Я должен выйти к живым людям.
Вот только полежу чуть-чуть, а то в боку колет от быстрого бега, и дыхание ни к чёрту. В изнеможении я закрыл глаза.
Кукурузные стебли тихо шелестели, создавая иллюзию спокойствия. Ничего, все ещё образуется. Главное, я удрал от двух уродов.
– Вот обидно, обидно, Агафон Аристархович, - послышалось у самого уха. – Почему это мы уроды?
Они стояли прямо надо мной, лыбясь гаденькими ухмылками.
– Молодежь нынче такая пошла, - грустненько вздохнул чернявый, обнажив длинный загнутый клык. – Неуважительная…
– Пошли вы! – предательски всхлипнул я. – Мрази! Куда вы меня затащили? Пошли вы!
– Значит так, юноша, - строгим голосом проговорил рыжий, блеснув безумным зрачком с Микки, и я подумал, что сейчас он прочитает долгую лекцию о моём поведении. – Вот вам австралийская мраморная говядина вагю. Вот белые трюфели. Вот ветчина пата нерга. Вот моденский бальзамический уксус. Вот гималайская розовая соль. Вот органическое белое вино. А вот майонез из лука-шалот и иранского шафрана. Как? Достаточно изысканно для вас?
Удары, которые он наносил при каждом предложении, заставляли меня взвизгивать и корчиться от боли. Из разбитого носа хлестала кровь, заливая мою фирменную чёрную футболку Гермес, сделанную из кожи крокодила.
За что? За что они так со мной?
– Он же ещё в Италию хотел, - заметил чернявый, разглядывая меня сверху. – Так вот ему Италия.
Последний удар по голове вырубил меня. Лишь только где-то на границе сознания я успел услышать:
– А вы разве ели этот самый дорогой бургер, Гармоген Галактионович?
– Приходилось, Агафон Аристархович…
– Ну, вы и жук!
Очнулся я в отцовском кабинете. Мягкая кожа дивана приятно щекотала щёку.
Сам папа сидел в крутящемся кресле за своим массивным дубовым столом и курил трубку. Темный силуэт четко выделялся на фоне светлого окна. На столе перед ним плавал крохотный огонёк свечки.
Я с удовольствием вдохнул знакомый с детства табачный аромат, ни в какое сравнение не идущий с вонью обычных сигарет. Так-то отец против курения, но трубка совсем другое дело. Эту трубочку одной известной итальянской фирмы, инкрустированную золотом и бриллиантами, папе подарил сам президент.
От облегчения хотелось плакать. Кошмар закончился, и я снова дома! Отец нашел меня, спас и привёз домой. Фууух! Я ему расскажу, как два урода со мной обращались, как избивали меня. Папуля за это с них три шкуры сдерёт, мстительно подумал я.
Только вот почему он оставил меня в кабинете, а не отвез сразу в больницу? И почему сидит при свечах и спокойненько курит? Электричество, что ли вырубили? Не в жизнь не поверю, на Рублёвке такого быть не может. Если только не начался какой-нибудь Апокалипсис, как во второсортных голливудских фильмах.
Тут, блин, должно великое светопреставление быть, а это что вообще? Так ли встречают родного сына, спасённого из лап потусторонних маньяков?
– Папа?
– Да, сынок?
И голос у него какой-то не такой…