Дом, где исполняются мечты
Шрифт:
На кухне уже установили новый гарнитур и встроенную в него технику. Инга разговор мужчин не слушала.
А зачем? Она о своем думает, о девичьем! Вот Игнат с бригадиром сейчас все обсудят, осмотрят, и…
С этой забуксовавшей мыслью она вернулась в кухню, а что за ними ходить?! Набрала воды в новехонький электрический чайник до максимального объема, вскипятить и вылить для первичной очистки, ну и чтобы себя чем-то занять.
Вода закипала, а Инга принялась открывать и закрывать шкафчики, производя что-то вроде инспекции
— Что-нибудь ищешь?
Она резко развернулась, громко хлопнула дверца верхнего шкафчика, не придержанная ее рукой, и одновременно громко щелкнула кнопка вскипятившего воду чайника, заставив ее подскочить еще раз.
— Ты меня напугал! — упрекнула Инга.
— И не начинал даже! — предупреждающе сказал Стрельцов.
— А бригадир где? — уже зная ответ, спросила Инга.
— Ушел, — не порадовал он. Стрельцов подошел к окну, засунул руки в карманы и принялся рассматривать что-то за стеклом, ведомое только ему.
Инга замерла в предчувствии неизбежно грядущего, сердце принялось громыхать, пальцы на руках похолодели. Он все молчал, а ее в спираль закручивало это его молчание грозовое. И тут, от зашкалившего страха ожидания, Инга бабахнула фальстартом:
— Ну, как ремонт?
И тут же испугалась, не понимая, зачем разбила молчание ненужным, пустым вопросом. А вдруг бы обошлось!
Стрельцов повернулся медленно, как неотвратимая судьба, посмотрел на нее со странным выражением лица, пугающим. Не угрожающим, а именно путающим, как непроницаемая маска.
— Инга, — наконец произнес он спокойным и немного уставшим голосом, — тебе придется объяснить, почему ты тогда сбежала.
— Я знаю, — вздохнула она покаянно девицей горемычной и замолчала.
Кто-нибудь представляет, как это говорить? Подскажите! Так, чтобы правду и не сгорать от стыда?
Не услышав ответа, Стрельцов с тем же нечитаемым, нейтрально-отстраненным выражением лица призвал:
— Инга?
Она опустила головушку, чтобы не смотреть на него, прям как школьница, вызванная к директору объяснить свое ужасное поведение и растолковать, за что избила мальчика.
— Ну-у-у… — предприняла попытку номер один она. — Вообще-то я не знаю, как об этом говорить.
— Попробуй словами, — предложил Стрельцов. — Начни с того момента, как, придя в себя после занятия любовью, вскочила и принялась спешно одеваться, — и холодно спросил: — Вспомнила про оставленный включенным утюг или кашу на плите?
— Да, — рискнула посмотреть на него Инга, поняла, с чем согласилась, и торопливо объяснила: — То есть нет, не про кашу. Да, это в том смысле, что вскочила и одевалась.
— Ну вот, — не меняя позы — руки в карманах, спина опирается о подоконник — и тона, пугающе холодного, «похвалил» он, — хронологию событий мы восстановили, теперь осталось выяснить причину.
— Ну-у-у… — Попытка
— Неужели это нечто до такой степени страшное, что ты и говорить о нем не в состоянии? — суровея лицом так, что желваки на скулах заходили, допытывался Игнат.
— Да нет, не страшное, — мямлила овцой Инга Валерьевна, но, посмотрев на Стрельцова, решилась, как в прорубь крещенскую ухнула, и заторопилась словами: — Все случилось так неожиданно! У нас. Я и не думала даже, не предполагала, что случится, и так прекрасно, что забыла обо всем, а когда пришла в себя… — она запнулась, вздохнула и выпалила скороговоркой: — У меня фигура странная, не модная, я маленькая, а грудь большая, и растяжки от родов на животе, их видно, и педикюр давно не делала, и ноги несколько дней не брила, а ты такой опытный и замечательный, наверное. И у тебя была куча женщин, которые тебе подходят, а я не очень…
— Что?! — у Стрельцова перехватило спазмом горло.
Делая большие шаги, потревоженным медведем-шатуном он ринулся к крану, открыв его до упора. Струя воды ударила, разбиваясь о мойку, обдала брызгами все вокруг. Не обращая на это внимания, Стрельцов подставил лицо под струю, сделал несколько больших глотков, резко закрутил кран, выпрямился, вытер ладонью лицо и посмотрел на нее.
Взглядец был еще тот! Бр-р-р! Она следила за всеми его действиями, скажем так, с большим душевным волнением, суть испугом неконтролируемым. Наверное, то же испытывала белка Милка, пойманная шалью.
— Ты хочешь сказать, — произнес потрясенно Стрельцов, — что вспомнила про педикюр, растяжки и свою немодную, как ты выразилась, фигуру и, ничего не объяснив, ринулась в бега?
— Ну-у-у… — повторила сегодня ею особо любимое неопределенное начало Инга. — В общем и целом, м-м-да!
— Исла, ты идиотка? — искренне поинтересовался господин Стрельцов с некой даже долей сочувствия.
— Вроде нет, — засомневалась мадам Исла в своих умственных эквивалентах. — Думаю, что нет.
— Ты хотя бы представляешь, через что меня протащила? — негодовал беспредельно Стрельцов.
Она неуверенно-вопросительно склонила головушку покаянную набок, поджала губы, изобразив нечто извиняющееся, и призналась:
— Нет. М-м-м, а через что? — аккуратненько спросила.
— Ты разве не понимаешь, что должен подумать мужик, когда женщина сбегает от него сразу после секса с перепуганным лицом? — вопрошал уже ближе к громыханию праведному он.
— Наверное, что ей не понравилось, — двинула версию осторожненько Инга.
— Не понравилось?! — перестал сдерживать громовержное голосовое извержение Стрельцов. — Да я думал, что сделал тебе больно, неприятно! Или обидел чем-то! Ты хоть понимаешь, каково это, думать, что сделал больно женщине в сексе, и она сбежала, словно ее изнасиловали?!