Дом горячих сердец

Вильденштейн Оливия

— Когда я нанесу визит Антони в его комнате, — я специально делаю акцент на первом слове, — мне не придётся оправдываться, потому что я не должна сообщать тебе обо всех своих перемещениях.

Костяшки пальцев на его руке, прижатой к стене, белеют.

И прежде, чем моё сердце успевает совершить очередной удар, он поворачивается. И хотя струи пара всё ещё висят в воздухе между нами, а чёрный дым начал подниматься от его голого тела, они не особенно скрывают его фасад.

Когда

я в шоке бросаю взгляд на… всё его тело, я поднимаю глаза обратно на его ключицы и так пристально их изучаю, что смогла бы теперь нарисовать их на запотевшем зеркале.

— Может быть, тебе стоит обернуться полотенцем?

— Я предпочитаю высыхать на воздухе.

Мой взгляд падает на его золотые глаза, которые сверкают, словно он находит моё замешательство невероятно забавным.

— К тому же, это моя ванная.

Он подходит ближе.

Я не знаю, каким мылом он мылся, но оно как будто усиливает присущий ему запах грозы. Чтобы не задохнуться от запаха этого мужчины, я начинаю дышать ртом.

— Может быть, это мой способ доказать тебе, что я не желаю тебе зла.

Я гневно смотрю на него.

— Очень смешно, Лор. Кто бы мог подумать, что короля-демона наградили таким тонким чувством юмора.

— Обычно женщины обращают внимание не на моё чувство юмора, когда видят меня голым или употребляют слова вроде «наградили».

Жар в его ванной становится таким удушающим, что у меня появляется неожиданное желание высохнуть на воздухе.

— А что касается моих шрамов, все мои раны могут зарасти, но только обсидиан оставляет отметины на моей коже.

И хотя Лоркан не сводит глаз с моего лица, он проводит пальцами по груди и рукам, указывая на все свои шрамы серебристого цвета. Он даже указывает на шрам под своим пупком, но я не слежу за его указательным пальцем, так как слишком боюсь, что мой взгляд может пройтись по тем частям его тела, на которых нет шрамов.

Его грудь полна несовершенств. Как жаль, что я не фанат совершенства. Мне нравятся идеальные носы. Почему я не могу любить идеальные торсы? Почему меня завораживает каждый его шрам?

Мои пальцы начинают болеть из-за того, как сильно я сжимаю своё полотенце.

— Почему шрам у тебя на спине гораздо больше остальных?

— Потому что меня ранили, когда я был ещё цельным.

— Я не…

Неужели кто-то пытался пырнуть его, пока меня не было? Нет. Это не имеет смысла, потому что на данный момент я единственная, кто может касаться обсидиана.

— Когда?

— Пять веков назад. Когда Мириам и Коста пырнули меня в спину.

— Как ты мог подпустить их так близко?

— Потому что я им доверял, Фэллон.

Мягкие изгибы больше не украшают его губы. Его глаза больше

не горят от удовольствия.

— Он был моим самым доверенным генералом, а она была для Бронвен как мать.

Он огибает меня, подходит к раковине, с которой берёт острое лезвие и начинает сбривать щетину, покрывающую его челюсть.

— Я усвоил урок.

Я слежу за его точными движениями в отражении зеркала.

— Но ты всё-таки доверяешь мне.

Он наклоняет голову, чтобы добраться до жёстких волосков на подбородке. Я никогда не видела, как бреются мужчины, и это зрелище странным образом захватывает меня.

— Мириам никогда не была моей парой.

Воздух застревает у меня в горле, и когда я делаю выдох, это заставляет меня закашляться.

— Только потому, что я твоя… только потому, что между нами есть связь… не означает, что я не могу пырнуть тебя куском обсидиана в спину.

— Ты забыла, что благодаря нашей связи у меня есть доступ к твоим мыслям.

— Ой, перестань, — я закатываю глаза. — Ты не можешь знать их все.

Так ведь?

«Могу, Behach Ean».

Я складываю руки на груди, которая пульсирует от ударов моего раздражённого сердца.

— Тогда почему я не могу читать все твои мысли?

— Ты могла бы. Если бы сосредоточилась.

— Как?

Он медленно проводит бритвой по влажной коже, что заставляет мою собственную кожу покрыться мурашками, как будто мы соединены не только нашими сознаниями.

— А почему я должен учить девушку, которая мечтает о том, чтобы переспать с другим, читать мои мысли?

— Я не мечтаю…

Я испускаю низкое рычание.

— Я просто хотела увидеть комнату Антони, которая, как я понимаю, принадлежала Птолемею Тимеусу, и может быть плюнуть на одну из его диванных подушек. На случай, если ты не знаешь, он был отвратительным человеком.

Лоркан тихонько фыркает.

— Какое же ты странное маленькое существо, Фэллон Бэннок.

И хотя он говорит это с нежностью, я ощетиниваюсь от его слов.

— Я не существо. Я женщина, Лоркан Рибав. Если кто тут существо, так это ты.

Уголки его губ приподнимаются, а глаза снова загораются. А затем его большое тело начинает дрожать, как будто его обдало холодом, но, когда я смотрю на его кожу, я не замечаю мурашек. По крайней мере, на нём. Зато на моём теле их множество.

— Я слышала, что маркиз исчез.

Я отвожу взгляд, потому что, даже несмотря на запотевшее зеркало между нами, мощное присутствие Короля воронов совершенно меня обезоруживает.

Он поливает водой на лезвие, и кладёт бритву рядом с раковиной.