Дом из кожи

Каррэн Тим

Обожаю грозу.

Люблю ехать во время грозы, спать во время грозы, трахаться.

Мы решили, что парня в багажнике найдут ещё не скоро. Но это не имело значения. Машина, всё равно, была зарегистрирована не на меня. Я её арендовала. Не повезло тому парню. Он так хотел помочь попавшей в беду девушке. Впрочем, бывает.

Мысль о том, что мы вместе будем путешествовать, сводила меня с ума. Ты даже не представляешь, как часто я мечтала об этом. О пункте назначения я никогда

не думала. В своих мечтах, я видела нас едущими вперед, навстречу будущему. Нашему будущему. Пока мы вместе, мне плевать, куда мы едем.

На шоссе было практически пусто. Только несколько грузовиков и всё. Дождь и гром разогнали всех овец по углам. Этой ночью дорога находилась в нашей власти, что ещё имело значение? Только мы и многие-многие мили пустоты.

Вскоре, после поворота на Пелатуму ты заметил огни в зеркале заднего вида. Мигающие красные огни. Меня это так возбудило. Мы давно решили, что делать в таких ситуациях. Ты всё продумал заранее.

– Ты знаешь, что делать, - сказал ты.

Я так и поступила.

Впереди показалась стоянка и ты свернул туда. Нам повезло, там никого не оказалось. Вокруг не было ни души и ни единого признака, что кто-нибудь появится. Мы заехали, остановились и ты заглушил двигатель. Коп - дорожный патрульный - остановился позади нас с включенными фарами. Прежде чем, наконец, выйти, он долго сидел в машине. Зачем они так делают? Зачем так долго сидят?

Наконец, он подошел к нам. Это оказался невысокий крепко сложенный мужчина. Он выглядел усталым, будто не спал много дней.

Он осветил фонариком твоё окно.

– Торопитесь?
– спросил он.

– Ага... жена ранена. Попали в аварию.

Я тяжело вздохнула и повела себя, как больная. Он посветил фонариком и я сделала так, чтобы он разглядел кровь.

– Господи, что случилось?
– он обошел машину и открыл дверь с моей стороны. Он быстро осмотрел меня.

– Надо позвонить в...

Слова застряли у него в горле. Он даже, наверное, увидел блеск стали на лезвии бритвы, которой я перерезала ему горло. Он шагнул назад, истекая кровью. Пальцами он пытался нащупать оружие, но пальцы его не слушались.

Моя бритва оказалась быстрее. Когда он издал последний вздох, снова пошел дождь.

– Нужно уходить, - сказал ты и я согласилась. Скорее всего, он уже передал по рации наш номерной знак.

Мы побежали.

Твоя Черри.

Жертва

Гулливер ненавидел свою жизнь. Не ту, что была, а ту, какой она стала. Безрадостное торжество паранойи. Не осталось ничего, что могло принести ему хотя бы мимолетное наслаждение. Каждое действие,

каждое движение, даже самое интуитивное автоматическое, некогда банальное, ныне приходилось совершать с очень внимательной осторожностью. Весь мир, его мир, наполнился опасностью. Если раньше он, не задумываясь, выходил на улицу или шел в ванную, то теперь эти и подобные действия приходилось тщательно обдумывать.

И во всём этом виноват Эдди Зеро.

Гулливер видел его в каждом темном углу, в каждом неосвещенном переулке. И каждый раз его дыхание тревожно замирало в ожидании появления занесенного ножа. Он перестал жить, его жизнь превратилась в существование, правила которого диктовал и постоянно менял серийный убийца.

Ему нравилась его прежняя жизнь. В ней не было места истинной любви и семье, но она ему нравилась. В ней не было нынешней повторяющейся жестокости. Ему нравился нормальный ход вещей, когда каждый новый день повторял предыдущий. Скучно. Предсказуемо. Но в его жизни не было места и отчаянию, он никогда не оказывался на краю гибели. Ему нравилась монотонность. Никаких сюрпризов, просто тихая жизнь.

У Гулливера было несколько близких друзей и множество знакомых. У него не было постоянного любовника с тех пор как он оставил служение церкви и ушла жена. Он довольствовался случайными недолгосрочными связями то с мужчинами, то с женщинами, то и с теми и с другими. Этого было достаточно, чтобы удовлетворять животные позывы.

Теперь даже это рухнуло.

Он не смел посещать старые бары и клубы. Если Эдди охотился на него, туда он пойдет в первую очередь. После нападения он даже перестал ходить на работу. Начальство вошло в положение, решив, что причиной этого стали последствия нападения. Но дело было совсем не в этом. Гулливер боялся куда-то выходить и с кем-то встречаться. Его личное пугало пряталось где-то рядом, всегда готовое к прыжку. Ему нравилась работа. Она была утомительной, но была интересной. Работа позволяла мужчине чувствовать значимость в собственных глазах и в глазах окружающих. Он работал в художественном отделе в "Мейси" на Юнион Сквер, украшая витрины. Это позволяло ему проявить свой талант художника, да и платили неплохо.

Эдди Зеро забрал и это.

После нападения он возненавидел Эдди так, как не ненавидел никого и никогда. Ранение - это одно, но отнять жизнь целиком - совсем другое. Он понял, что вернуть былое можно только одним способом - найти Эдди самому. Он доверял Фенну, но прекрасно понимал, как работала полиция. Его всегда удивляла их методика езды вокруг и ожидания, когда преступник случайно сам попадет к ним в руки, вместо того, чтобы искать. Они в этом не виноваты. Их руки связаны законом, защищавшим отдельных людей. Законом, который преступник всегда мог повернуть себе на пользу.

Если Эдди нужно остановить, решил Гулливер, то это должен сделать он сам. Он был не связан правилами и законами. Он мог зайти в любую дверь. Но он не станет брать Эдди лично, он найдет его и позволит полиции сделать всё остальное.

Насколько мог судить Гулливер, Фенн прошел долгий путь перемен. Из циничного жестокого копа он превратился в нормального человека с открытым, способным к размышлению разумом. И, всё же, Фенн оставался копом, связанным правилами. И он безнадежно влюбился в Лизу Локмер. В данных обстоятельствах он видел только её.