Дом, которого нет
Шрифт:
Нельзя их путать. Отвращение питаем
к супругу (будь хоть десять раз велик
нутром), когда в руках его не таем,
а он берёт, не замечая. Листья фиг?
Такой вопрос быть поднятым заслуживает!
Отдельно – фетиш, хоть на тело, хоть на душу он.
Я говорить не буду за мужчин.
Но женщина, когда вся не стремится
к партнёру, ищет откосить причин
от
когда нерв нулевой не чует в запахе
"другого" – тот состав, что возбуждает пах её.
И, раз пошла такая пьянка, я добавлю.
Бывает крышесносное желание
(и обоюдное), которое для травли
друг друга предназначено. Сказать ещё?
«За ночь одну с тобою, Эсмеральда…»
В раю оказывалась сквозь реальный ад я.
Держу прижжённой к памяти цыганку
такую. Пола, правда, ей обратного.
Мир – блядское аббатство. Куртизанка
он тот ещё. А помню до сих пор его,
как нечто, окаймлённое свечением.
И дело вовсе не в предназначении.
В сравненьи с этой связью остальное
(сравнения постель не лишена)
похоже на растленье гробовое
в сравненьи с пробужденьем ото сна.
Удел любивших раз, понять: «Я рушу
себя и прочих. Так, как кто заслужит».
Но за уничтоженьем, сбросив кожу,
идём на следующий жизненный виток.
Не надо Смерть боятся. Она может
полезной быть. И вдоль, и поперёк
её исследую, сказать же не умею.
Для мистиков оставим ту затею.
Поэтам весело! Поэты говорливы,
как кумушки в собраньи у парадной:
«Горсть винограда предпочту ведру я слив!» И
ловить момент "сейчас", не "где-то" рады.
Я, к счастью, не философ, объясняющий
нам, почему летит планета сна к чертям.
Вернёмся к молодым и не влюблённым
(наполовину). У влюблённых в моде шоры.
Не видят ничего, кроме калёным
железом впаянных меж рёбер их имён и
лиц (объектов, за которыми субъект
Творца решил явиться в tet-a-tet).
– Тонка, как паутина, моя кожа.
Проходит сквозь неё чужая боль.
А, если сверху бронь надеть… Так сложно
не захлебнуться в ней. – Нет-нет, позволь!
За семь лет обновляются все клетки. Можешь
за разом раз снимать и сбрасывать… все кожи.
Тебе когда-нибудь давали в школе кличку?
– Прозвали Фриком. Позже Дамой пиковой.
Брось, как по мне, детсадовы таблички.
– Нет, не так просто. Коброй
Холодной, но к броску готовой резкому…
не просто коброй. Коброй королевскою.
Слона убить способен яд её.
Но вне охоты – яд не выпускает.
Кусает просто, устрашая, вот и всё.
Убийство нужно ей для пропитанья.
Рептилия с соображением, которую
я, появляйся дома чаще, бы завёл себе.
Опять намёк увидишь? – он лукаво
ей улыбнулся, в кресле полулёжа.
– Нет, что ты… Мне приятно это, право.
Про кобру, да и про намёки тоже.
– Так даже? – Да, но не считай это кокетством.
Пустоголовый флирт мне опротивел с детства.
– Опустошение не плохо иногда.
С холста пустого вещь великая творится.
– Сама себя творю, вот в чём беда.
И разрушаю… Будто бы всё снится:
исчезнешь, стоит раз не так моргнуть.
Я откровенна слишком… – Нет, отнюдь. –
Они общались, друг на друга глядя.
На стойке барной восседала Лора.
Стакан держала с джином, как и Ян. Им
в начале самом было не до ссор и
соринок друг у друга в веках. Вечна
потребность в узнавании сердечном.
Часть VII. Подземные короли (конец)
– Ты тайну обещал. Жду с нетерпением.
– Без предыстории до тайны не дойти.
Мне любопытно, как, представив в ней себя,
всю ситуацию бы развернула ты.
Один знакомый мой… – Да ладно, шутишь что ли?
Друзей снаружи видим мы. Знакомых же – тем боле.
Нам не нужны советчики – советовать.
Такого просят только для себя.
Случилось что-то… связанное… с отцом? –
«Не по годам умна», – подумал Ян.
– Ремейк случился "Крёстного…" под носом
у всех, кто требует, чтоб в дверь ворваться, спроса. –
Парой штрихов ей набросал портрет Царя.
Но умолчал, естественно, о пушках,
через границу отправляемых. Моря –
не для того, чтоб исповедовать в частушках.
Про мать с Грибом обмолвился. О ком
сумел подать всё быстро, с ветерком.
Задумалась. Парик чуть съехал набок.
В горсти зажав, погладила стакан.
Теорию про яд из разных яблок
воочию узрела в крови ран,
полученных людьми от им подобных.
«Мстить иль не мстить?» – вопрос уже таков тут.
«Мстить – множить зло в самом его явлении».