Дом, которого нет
Шрифт:
Он для неё был первоклассным папкой,
не слишком мягким и не слишком строгим.
Жена ему наскучила давно,
но для ребёнка жил с ней всё равно.
Алиса (так её они назвали)
была в соседнем классе от сестёр.
Семнадцать было ей, шла на медаль, и
язык её, как Лорин, был остёр.
С ней цапались они порой, однако
не той, а этой доводилось плакать.
Весь город охватить не в состоянии
ни я, ни
Кому-то счастье, а кому-то наказание…
Все клетки начинаются ядром:
потенциал грядущего величия
отдельно спал в особняке готическом.
(заметки на полях) Глаза Будды
Я сверху наблюдаю за собой
меняющейся, временной (с любым
ударным слогом). Центр мой – покой,
движенье видит, не затронут им.
Бессмертье смотрит в собственную смерть.
Бесстрастье примеряет платье: страсть.
Безмерность носит тело, меру мер.
Всецелое общается, как часть.
Когда сама находишься за временем,
в нём становленье значит только сон,
который правится щелчком одним:
сознанием, что "исходный я – не он".
Часть VIII. Время вышло покурить
Со временем мы в контрах, господа.
Рассказывать его мне очень сложно.
"Вчера" и "завтра" опись ещё дам,
а вот период… Время дышит ложью.
Порой нам кажется, что тянутся года.
Моргнёшь два раза – всё исчезло без следа.
Была моложе, верила, что счастие
скрывается там где-то, за углом.
А раньше, до того, как сладострастие
дало в башку, уж знала: мир – дурдом,
мы все немного этого… того.
«Я знаю всё, не знаю ничего».
Мы счастливы, своё я забывая.
Умны, как Бог, в безумном состоянии.
Когда лежим, внутри себя летаем.
И рады предвкушению свидания.
На вкус, что есть – не то, что ожидается.
Мечту собою травим, как жида – нацист 4 .
Убрать себя из времени на время,
значит, узреть времён всех панораму.
Воспоминанья души наши греют
уж тем, что можем просто озирать их.
Они нам целыми и завершёнными мерещатся,
ведь взгляд снаружи – это взгляд из вечности.
Я так люблю болтать, когда не слушают,
что, наблюдай кто, принял бы за психа.
4
Жид, judas (англ.) – иудей.
В том фокус: остаются одни
там, сверху. Да, туда бросаю стих свой.
Во времени, как в море, всё потонет.
И лекции, и драки, и тектоник.
Зато я убеждаюсь непрерывно,
что мир вокруг творим мы из себя.
Мысль не нова; но не был нов и Рим, где
сходились все концы: дорог и бяк.
Сегодня вышла к морю. Посидела.
Поговорила с первым встречным о пределах
и их отсутствии, о духах, Кастанеде,
которого до сих пор не читала
(хоть не один мне джентльмен и леди
его советовал, лет десять миновало
с совета первого). Нам с Карлосом, вестимо,
знакомиться никак не допустимо.
Считаю я, что книги, как и люди,
находят нас в им близком состоянии.
Когда нам нужен кто-то, он на блюде
протянут, чтоб реакцию с ним дать нам.
И, либо я ещё не доросла, читать его,
либо друг с друга взять нам уже нечего.
Иду по набережной. Вечер. Голоса.
Повсюду люди: синглы, пары, семьи.
Люблю ходить и слушать. Как базар,
только курортный город. Между тем я
ловлю звук: девушка на выгуле мужчины
с ним дискутирует про лирику. Да, чинно.
Потом доходит фраза… долетает:
«На самом деле все ждут половину!»
Остановившись над обрывом, с краю,
вдруг чую («Эврика!»), что Я и я едины.
Влюбившись, станешь круглым идиотом.
Гореть, так уж для вечного… кого-то.
Отличье христианства от буддизма
в том, что не "я блаженствую в Нирване,
сам на себя в Сансаре с прочими смотря вниз",
а "кто-то смотрит, кто один – не рваный;
мы, снизу, все собой являем лохмоты".
Народов разны лишь ментальные черты.
Одно и то же описать есть много способов.
На то Земля и поле игровое,
что святость первому идёт – через собор,
в иного же влетает с вихря воем.
Каждый ту часть небесного встречает,
какую сам, с земли, имел причалом.
Тем временем Ян вверх бежал, как Мурка,
что в урочных куплетах из Одессы.
Вот по кому серьёзно плачет дурка
и юные небитые принцессы!
Так заигрался, что порою забывал,
зачем затеял этот карнавал.
Перезнакомился со всеми в новом статусе
(ввернуть могу: не мальчика, но мужа),
и приобрёл не по отцу, а сам в себе
он репутацию "достойный, но хмур дюже".
Узнав подполье прямо от Царя,
одобрил метод пользовать моря.