Дом, который будет ждать. Книга 1
Шрифт:
– Этого не может быть, – ещё хриплым после приступа гнева голосом сказал он, не глядя на меня, – этого не может быть, потому что не может быть никогда. Понимаешь?
– Да, мой император, – я склонил голову в почтительном поклоне и, следуя кивку Максимилиана, сел в кресло. Гроза миновала, и император снова был готов к диалогу.
– Она ушла из этого мира более трёхсот лет назад, – глядя в никуда, счёл всё же нужным ответить Максимилиан, и я затаил дыхание, боясь неловким жестом или неосторожным словом вызвать новый приступ агрессии. Пережить его без потерь я уже вряд ли смогу.
– Мой император, – осторожно проговорил
– Она… – Максимилиан задумчиво посмотрел на меня, встал, снова наполнил вином бокалы и наконец-то ответил, – она моя мать, пропавшая триста лет назад императрица Элизабет.
Я промолчал, но не из каких-то глобальных соображений, а потому что банально потерял дар речи. О великой императрице Элизабет, женщине, свергнувшей собственного отца, сумевшей подчинить себе такую непростую империю, как наша, прошедшей к трону по трупам (в самом прямом смысле этого слова) и исчезнувшей более трёх веков назад, знали все. Она никогда не была замужем, никто не знал имени отца Максимилиана, потому что Элизабет не рассказывала, а спрашивать – таких смельчаков со временем просто не осталось. Есть, знаете ли, более простые и менее болезненные способы свести счёты с жизнью.
Она действительно бесследно пропала более трёх веков назад, но что имел в виду Максимилиан, говоря о том, что она «ушла из этого мира»? Не хочет же он сказать, что императрица прошла через Грань? Зачем? Ради чего она могла пойти на такой риск и бросить огромную страну на юного тогда Максимилиана? Да, он справился, но какой ценой! Из подающего надежды, увлекающегося смелыми экспериментами боевого мага он вынужден был превратиться в жестокого, непредсказуемого и страшного в своём равнодушии правителя. Максимилиан держал в повиновении и страхе всю империю, планомерно уничтожая всех, кто представлял собой хоть какую-то угрозу, даже потенциальную.
Я уже не мог претендовать на трон даже если бы захотел – ещё в юности я дал Максимилиану клятву верности, в случае нарушения которой обрекал себя на мучительную смерть. Умирать я не торопился, поэтому, хорошо подумав, решил, что жизнь рядом с троном гораздо лучше, чем смерть в борьбе за него. Наверное, именно благодаря этому разумному решению я всё ещё был жив и даже достаточно благополучен.
– Я должен всё увидеть сам, – безапелляционно заявил Максимилиан, решительно стряхивая задумчивость и поднимаясь на ноги, – и этот дом, которые никак не может быть таким, как ты описываешь, и эту…Кристину, которую он принял как хозяйку. Живые дома принимают в этом качестве только тех, в ком течёт наша кровь – кровь правителей Тёмной Империи. Твоя гостья из-за Грани никак не может принадлежать к нашему роду. Даже если поверить в невероятное, – добавил он едва слышно.
– Я не уверен, что дом захочет принять нас, – поняв, что Максимилиан окончательно успокоился, я отбросил условности и начал говорить исключительно по делу, – меня он практически вышвырнул, причём сделал это так, что я был абсолютно убеждён – это я такой хитрый и умный, что всех обманул и смог уйти.
– Какая прелесть, – хищно мурлыкнул император, забрасывая в походную сумку какие-то амулеты, флаконы и непонятного предназначения мусор, – вот и посмотрим, вот и поглядим, что за чудо чудное появилось в нашем лесочке.
– Ты же не хотел идти,
– Я не хотел идти, – помолчав, соизволил ответить Максимилиан, – и сейчас не хочу. Всё моё существо сопротивляется этому походу, но при этом я не могу не пойти, меня неудержимо туда тянет. Понимаешь?
– Нет, – честно ответил я, – ты уж определись: тебя тянет или ты не хочешь. Подумай, не спеши. Тем более что там сейчас ещё очень и очень раннее утро. Наша загадочная гостья, скорее всего, ещё сладко спит. Если до сих пор ещё жива, конечно…
– Хватит рассуждать, сами всё увидим, – прервал меня император, лёгким движением руки открывая идеально ровное окно портала. Меня привычно укололо чувство зависти, так как я, конечно, спокойно создаю порталы куда угодно, но до изящества и лёгкости, с которыми это делает Максимилиан, мне…как до Франгая пешком.
Уже относительно знакомый мне лес встретил нас не слишком гостеприимно, и я подумал, что, наверное, солнышко и ласковый шёпот листьев в прошлый раз были предназначены вовсе не мне. Я – так, просто за компанию попал в благостную волну.
Сейчас вокруг нас неприветливо шумели густыми ветками столетние ели, солнце не слишком торопилось полностью высовываться из-за затянутого мрачными тучами горизонта, озаряя чащу неуверенным светом. Было не темно, просто сумеречно и крайне неприветливо. Франгай явно не был нам рад и даже не пытался это скрывать.
Мы немного отошли от тут же погасшей портальной колонны, и Максимилиан застыл на какое-то время, пристально вглядываясь в плотную стену колючих елей и смутно виднеющуюся в сумерках тропинку. Потом поднял голову, прислушиваясь к чему-то, и внезапно резко толкнул меня в сторону, спихнув с тропинки и рухнув рядом. Росшие вдоль дорожки невысокие ёлочки, которым со временем суждено было вырасти и сменить нынешних колючих гигантов, были, конечно, достаточно сомнительным укрытием, но Максимилиан набросил на нас обоих пропитанный магическим зельем плащ и замер. Ткань была пропитана специальным, безумно редким и дорогим составом, благодаря которому плащ делал своего обладателя незаметным, блокируя запахи, ауру и движение.
Я не вчера родился, поэтому не собирался разговаривать вслух, выясняя, с чего вдруг императором овладела страсть к прыжкам. Использовать магию тоже было явно не лучшей идеей, поэтому я просто вопросительно посмотрел на императора, но тот едва заметно покачал головой и пристально стал всматриваться в происходящее на тропинке, которую мы, как оказалось, очень вовремя покинули.
Сначала послышался очень лёгкий, едва уловимый ухом, звук, и из-за поворота выскочил светло-серый зверёк, отдалённо напоминающий зайца или кролика. Созданию образа очаровательного пушистого малыша слегка мешали даже на вид острые зубы, виднеющиеся в приоткрытой из-за торопливого бега пасти. Корнегрыз, а это был именно он, видимо, направлялся после ночной охоты к своей норе и постоянно останавливался, прислушиваясь к чему-то и нервно подёргивая длинными ушами. При этом он не забывал принюхиваться, втягивая носом предутренний воздух.