Дом, который построил Джек
Шрифт:
Отец Эмброуз предложил Мэтью чашечку кофе, и он пожалел, что согласился: кофе был таким, словно в него подмешали стрихнин. И вот он сидел в аккуратненьком теплом приходском домике, стены которого были заставлены полками с книгами по теологии в пыльных кожаных переплетах, и огонь ярко горел в маленьком камине, и струи дождя скатывались по цветным стеклам окон, а отец Эмброуз рассказывал ему, что произошло утром тридцатого января.
Шум дождя, капли которого стучали по крыше его домика, разбудил его
И вдруг он услышал крики. Голоса становились все громче и пронзительнее, и он сначала решил, что они доносятся прямо из-за его окна, или с лужайки, или, может быть, с побережья, где подростки куролесили порой, напившись пива. В полумраке он встал с постели, сунул ноги в сандалии, накинул дождевик прямо на трусы — он всегда спит только в коротких боксерских трусах — и вышел в ту комнату, в которой они сейчас сидят, а потом к входной двери и распахнул ее настежь, в этот завывающий шторм.
Он, прищурившись, посмотрел сквозь хлеставший дождь. На лужайке не было ни души. Но ярость голосов все нарастала, и стало ясно, что доносились они из дома Пэрриша.
Отец Эмброуз знал, что там живет гомосексуалист. Полуночные вечеринки у него дома не обходились без шума. Однако теперь это было совсем другое, — не шум веселой попойки, а разразившийся скандал. И отца Эмброуза пробрала дрожь. Что там кричали, он не мог расслышать — слова заглушал ветер. Но и без того он ощущал в их силе надвигающийся взрыв и внезапно перекрестился и прошептал: «Боже, спаси нас». Он с неминуемой и пугающей уверенностью знал, что подобная ярость не может разрешиться только словами.
Слова, снова… Неразличимые на ветру, разносимые обрывками звуков под бешеным дождем, несущие в себе угрозу надвигающегося ужаса…
Потом — резкое, отчетливое, единственное различимое слово, которое ножом прорезалось сквозь ветер и дожди.
— Нет!
И — кошмарный вопль.
Огонь вдруг издан треск и шипение. Загорелось новое полено. Отец Эмброуз покачал головой.
Мэтью внимательно наблюдал за ним.
В гостиной домика священника было тихо, если не считать шипения влажных поленьев в камине и непрестанного стука дождя по кедровой дранке крыши.
— Вы расслышали только один вопль за словом «нет»? — спросил Мэтью.
— Да, всего один вопль.
Ральф Пэрриш рассказывал Мэтью, что он проснулся от шума ссорящихся голосов и вопля брата. А потом он услышал, как его брат…
— А вы не слышали, как кто-то кричал: «У меня нетих, я даже не знаю, где они»?
— Единственное слово, которое
Он снова покачал головой.
— Отец Эмброуз… вы сказали, что когда голоса разбудили вас…
— Нет, меня разбудил дождь.
— Но позднее вы услышали ссорящиеся голоса… и пошли к двери вашего домика и выглянули на лужайку… А после этого посмотрели на побережье?
— Да.
— Вам его видно от дверей вашего дома?
— Да, конечно.
— И там не было ни души, ни на лужайке, ни на побережье?
— Нет, никого не было.
— А не было ли кого-то на побережье послетого, как вы услышали этот вопль? Не видели ли вы, как кто-то бежит от дома Пэрриша?
— Нет, я больше не смотрел на побережье.
— А что же вы сделали?
— Я закрыл дверь. Шел очень сильный дождь. Я весь вымок.
— Вы закрыли дверь в свой домик. И что потом?
— Я запер ее. Я испугался.
— Вы испугались, но в полицию не позвонили?
— Нет.
— А почему же нет? Вы ведь только что слышали ссору, какой-то вопль, вы испугались… и не позвонили в полицию.
— Я не хотел привлекать внимания к церкви Святого Бенедикта.
— Почему?
— Среди моих прихожан есть гомосексуалисты, мистер Хоуп. Наш хор, весь музыкальный отдел наводнен педиками. Если бы в доме Пэрриша на побережье стряслась беда, то я бы не хотел, чтобы это бросило тень на законопослушных гомосексуалистов из моего прихода.
— Поэтому вы и хранили молчание.
— Да.
— А когда вы пошлив полицию?
— Я не ходил туда.
— Не ходили? А мне вчера сказани, что прокурор штата хочет вызвать вас в качестве свидетеля.
— В четверг ко мне приходил какой-то детектив из управления шерифа. Он проводил опрос в этой местности. И я не мог достаточно убедительно солгать ему в том, что я слышал в то утро.
— А он спрашивал вас подробно о том, что вы тогда слышали?
— Нет, его вопросы были общими. Он хотел знать, не видел ли и не слышан ли я чего-то необычного.
— В утро убийства?
— Да, и в течение предыдущих суток.
— И вы?
— Я рассказан ему о той ссоре и о вопле.
— Я имел в виду — в течение суток перед убийством.
— Нет. Ничего выходящего за рамки обычного.
— А не видели ли вы кого-нибудь в черном поблизости от дома Пэрриша? — спросил Мэтью.
Отец Эмброуз посмотрел на него снизу вверх. Мэтью был знаком этот взгляд. В нем были настороженность и холод.
— Так видели или нет?
— А почему вы об этом спрашиваете?
— Видели ли вы кого-нибудь в черной…
— Нет, — ответил отец Эмброуз.