Дом Монтеану. Том 1

Мур Лина

— Да?

— Я не причиню тебе вреда, — серьёзно произносит он.

— Я в курсе. Ты же пастор.

— Ты знаешь, что церковный чин иногда ничего не значит. Но я не причиню тебе вреда, Флорина. И если тебе кто-то угрожает или причиняет вред, то ты можешь мне сказать об этом.

— Ты что, действительно, считаешь, что Стан лупит меня или же держит меня рядом с собой насильно?

Томaс утвердительно кивает.

— Нет. Стан хороший и очень преданный друг. Он никогда меня не бросал, это я его бросила. Если уж, кто и абьюзер в наших отношениях,

то это точно я. Стан и мухи не обидит.

— Твоя наивность смешна, — хмыкает Томaс. — Нельзя забывать, что лев — это лев, а не мотылёк.

— Тогда перед тобой голодная львица, и она откусит кусок от твоей задницы, пастор, если мы сейчас же не приготовим поесть, — усмехаюсь я.

— Я тебя понял. Поехали. Тебе не нужно позвонить Стану и предупредить его?

— Господи, пастор, мне не пять лет. Давай уже, двигай своей красивой задницей и будем есть.

Он смеётся и показывает на джип, припаркованный недалеко от магазина.

Я знаю, что совершаю огромную ошибку. Но меня тянет к нему. Тянет с невероятной силой, и я просто физически даже не могу уйти. Он словно мощнейший магнит для всего моего тела, особенно крови. Конечно, я догадываюсь, что это может значить, и ты, мой друг, тоже. Но вспомни, что я умираю, у меня пропали силы, и я рождена вампиром, тогда твои вопросы отпадут сами по себе. Хотел бы ты, чтобы человек, который был к тебе добр, заботлив и терпелив, узнал, что ты убила слишком много таких же, как он, и можешь убить его? Хотел бы ты, чтобы такой человек знал, что ты всё равно умрёшь, что ты предатель, и что его убьют, если кто-то догадается о его связи со мной? Вряд ли. Поэтому не выдавай меня.

Глава 14

Я смотрю на мужские и в то же время аккуратные пальцы Томaса, грациозно поворачивающие руль в сторону выезда из города. Его профиль это самое красивое, что я видела. Он самое красивое, что я видела. А я видела многое. Да и знала я многих людей. От него словно исходит тёплый свет с особым, наркотическим ароматом для меня, и он дурманит мой разум. Мне хочется слушать его голос постоянно, смотреть на него и слышать его смех. Хочется коснуться его и провести ножом по его горлу, а затем впиться клыками в эту рану, чтобы умереть самой счастливой.

— Флорина, не смотри на меня так. Мне уже неуютно, — с мягкой улыбкой произносит Томaс.

— Прости, я не планирую тебя убивать, — выпаливаю я.

Что? Русo, ты совсем рехнулась? Тебе семьсот пятьдесят лет, пора бы уже стать нормальной. Да что со мной? Я же не такая. Я не таю от мужчин. Я, в принципе, ими только пользуюсь. Ладно, пользовалась. Но рядом с Томaсом мне хочется быть снова юной и глупой.

Томaс громко смеётся и бросает на меня весёлый взгляд.

— Ты очень необычная, Флорина. Ты наедине с мужчиной, который крупнее и сильнее тебя. Так безрассудно поехала с ним в тёмный лес. К тому же меняешь вино на еду.

— Ну, всё просто. Я и так умираю, поэтому если ты меня убьёшь, то сделай это нежно и желательно после того, как я поем. Я не боюсь смерти. Мне не страшно общаться с большими и грозными мужчинами. Они

меня не пугают. Я не нарываюсь на них, не провоцирую их, но и отпор смогу дать. Так что в этом нет ничего необычного. А насчёт еды, я не умею готовить. Я в отличие от Стана давно с этим смирилась и наняла кухарку для себя. А он всё ещё мечтает стать великим поваром.

— Так между вами ничего нет? Я имею в виду интимной близости?

— Нет, — улыбаюсь я. — Может быть, мы пару раз участвовали в оргиях вместе.

— Опять раковый бред? — усмехается Томaс.

— Нет, — отрицательно качаю головой. Томaс присвистывает и озадаченно смотрит на меня. — Не осуждай, пастор.

— Я не осуждаю, просто немного озадачен. Мне казалось, что ты не приемлешь такого.

— Почему же?

— Потому что ты создана для одного. Ты не веришь всем подряд и тщательно выбираешь своё окружение. Ты отрицаешь любовь, но в то же время хочешь её. Ты считаешь, что только любовь сможет тебя спасти. Это считает и знает твоя душа, а вот твой разум напоминает тебе, что предательство это невыносимо больно. Оргии же — это отчаяние, когда человек распускает себя и становится безвольным. Должно было произойти нечто очень болезненное, чтобы ты это сделала.

— Ты так хорошо изучил меня? — хмыкаю я.

— Достаточно, чтобы понимать твои поступки и слова. Так я прав? Ты пошла на это из-за отчаяния? Бессилия? Чтобы забыться?

— Из-за скуки, — улыбаюсь я.

— Скуки?

— Да, мне было скучно. Стан предложил попробовать, я согласилась. Было весело первых три раза, а потом тоже стало скучно.

— Ты уверена, что это была скука, Флорина? Я не верю в твою скуку.

— А что это могло быть?

Если бы он знал, насколько я стара, то легко бы принял факт моей скуки.

— Я думаю, что ты надеялась найти любовь. Найти мужчину или женщину, с которой будешь счастлива. Ты пробовала с мужчинами, женщинами и в отчаянии пошла в группу людей, надеясь встретить среди них того, кто станет для тебя важным, особенным. Тебе не хватало любви, она зачастую даже отсутствовала в твоей жизни.

— И к чему ты клонишь, Томaс?

— Я ни к чему не клоню, Флорина. Я просто хочу, чтобы ты понимала, что порой мы ошибаемся из-за незнания и разочарования в наших надеждах, которые сами возложили на события или же людей. Это твоя модель поведения. Если ты не получаешь от определённой ситуации и человека того, что придумала в своей голове, то разочаровываешься, бросаешь это и делаешь ещё хуже.

— Так, я всё равно не понимаю, Томaс. При чём здесь это? В чём ты пытаешься помочь мне? В осознании, что моя болезнь не имеет ничего смешного? Но мне проще воспринимать всё через шутку. Или же ты намекаешь мне на то, что возишься со мной, потому что я потерянная раковая больная, и хочешь указать мне верный путь? Это глупо.

— Нет, нет, Флорина. Я не пытаюсь тебя изменить, просто хочу объяснить, что ты не так плоха, какой себя считаешь, ясно? Ты уже отрубила себе голову, но ещё слишком рано для этого. Попытайся не рубить сплеча.