Дом Монтеану. Том 2

Мур Лина

— Род Монтеану великий род, чего не скажешь о твоей дерьмовой семейке. Шлюха и психопат. Так чего удивляться тому, каким стал ты, Томас? Ничтожество, под стать своей семье, — с презрением выплёвываю всё это ему в лицо и прохожу мимо, направляясь к беговой дорожке.

Наима поднимает Стана, и я на долю секунды улавливаю печаль в её глазах. Что за чёрт? Неужели, Наиме, и правда, нравится Стан? Мой Стан. Только через мой труп. Она его не получит. Никогда. Он мой. И лучше я убью его, чем он достанется ей.

Со Стана снимают ошейник и намордник.

Боже, он так слаб. Вся его кожа покрыта шрамами и кровью. У меня сердце сжимается от боли. Стан едва стоит на ногах, но когда он поднимает голову, то широко улыбается мне.

— Повеселимся, Русо? Давно мы с тобой не ходили на вечеринки. Покажем им класс? — весело спрашивает Стан.

— Рада это сделать снова только с тобой, Стан. Только с тобой. Люблю тебя.

— Люблю.

— Я…

Томас оказывается рядом со Станом и хватает его за волосы, резко бросая на гильотину. Стан бьётся о камень головой и издаёт стон боли.

— Какого чёрта ты делаешь? — возмущаюсь я. — Ты просто ублюдок, Томас. Законченный, грязный и мерзкий ублюдок.

— Мне плевать, какого ты мнения обо мне. Моё о тебе не лучше, Флорина. Начинай казнь. Живо. Или я сделаю ещё хуже, Флорина. Раздену тебя, привяжу к столу или к чему-нибудь ещё или подвяжу к потолку и дам разрешение трахать тебя всем, кому хочется и не хочется тоже. А он будет смотреть. Начинай!

Меня пробирает от страха из-за его слов. Томас точно это сделает. Мразь.

Перевожу взгляд на Стана, которого уже держат подмышки, и начинаю бежать, чтобы поднять лезвие и убить им своего лучшего друга.

Глава 6

Лезвие находится высоко вверху, и я вновь прикладываю все свои силы, чтобы удержать его там. За всё это время… шесть убийств моими руками, я ни разу не принижала важность жизни каждого из них. Я старалась изо всех сил. Порой сил абсолютно не было. Порой я могла продержаться десять-двадцать минут, но никогда не больше. Теперь в моих руках жизнь Стана. И я боюсь. Я искренне боюсь, потому что это всё реально. Я оттягивала этот момент столько, сколько могла. Сейчас же… мои колени подкашиваются, и лезвие резко падает вниз, но я успеваю перехватить его в тридцати сантиметрах от горла Стана, что сопровождается громким вздохом вокруг.

По моему виску скатывается пот. Я абстрагируюсь от выкриков и пожеланий Стану сдохнуть, как и оскорблений нас с ним. Это постоянно было, порой я не могла не слышать, что мне говорят, как всё выворачивают, называя меня предателем и недостойной ничего в этой жизни. Но сегодня всё реально. Я убила Рома, но не сделаю этого со Станом. Я не могу.

Смотрю на лезвие, оно трясётся, его дёргает то вверх, то вниз, как и я рывками то разбегаюсь, то немного пытаюсь передохнуть. Меня бьёт озноб от страха, и я путаюсь в своих ногах, шиплю и до боли сжимаю кулаки, только бы не упасть, не сорваться от усталости и слабости. Я не могу… не могу… нет, Стан…

— Эй-эй, Русо, — хриплым голосом зовёт меня Стан.

Опускаю свой взгляд

на него, а потом снова поднимаю его на лезвие.

— Нет. Смотри на меня. Русо, смотри на меня, — требует он.

— Я не могу. Я должна следить…

— Русо, смотри на меня! — повышает он голос.

Я впиваюсь взглядом в его глаза. Его лицо — это одна чёртова гематома. Он перестал регенерировать, его тело начинает есть себя изнутри из-за голода.

— Не разговаривать! — рявкает Томас.

— Да пошёл ты на хрен, ублюдок! — огрызается Стан. — Русо, смотри на меня. Не отвлекайся, смотри на меня.

— Я сказал, заткни свой рот, Стан!

Друг прикрывает глаза, пытаясь взять себя в руки. Он ненавидит Томаса. Он был прав, а я нет. Я ошиблась. Но Стан…

— Смотри на меня, Русо. Только на меня, — тише просит он. Хотя все вокруг орут, пытаясь помешать ему говорить. Все ругаются, освистывают меня и его, но Стан смотрит на меня так же, как в детстве, когда хотел подчинить меня себе и заставить слушаться его. Я делала это тогда, делаю и сейчас.

— Вот так, Русо. Всё в порядке. Ты…

Я поскальзываюсь, и лезвие падает. Вскрикнув, я выравниваюсь и со страхом гипнотизирую лезвие.

— Нет, смотри на меня. Русо, на меня, — повторяет Стан.

Я не должна. Нужно следить за лезвием.

— Русо!

— Прекрати, — задыхаясь, шиплю я и прикладываю к боку руку, пытаясь унять резь.

— Помнишь… помнишь, как мы впервые пошли в бар? В настоящий бар? Не в трактир или что-то подобное, а в бар? — спрашивает он.

Я удивлённо смотрю на него и фыркаю.

— Это был не бар, а притон. Ты перепутал.

— Нет, это неправда. Я не перепутал. Я вёл тебя именно туда, и ты смеялась. Помнишь? А помнишь… помнишь… — он хрипит и прочищает горло, — помнишь, в тот день твои братья специально бросили тебя дома, хотя должны были взять вместе с собой к матери? Помнишь?

— Да… они отправили меня проверить замки, а сами уехали, — киваю я.

— Вот. Я тоже уехал вместе с ними. Они говорили, что ты нас догонишь, но тебя не было, и я вернулся за тобой…

— Я пешком шла за ними. Они забрали всех лошадей.

— Да… да, они были придурками. Высокомерными придурками, которым нравилось унижать тебя. Но мы… я вернулся, и ты шла ко мне. Помнишь?

— Был сильный ветер. Мои глаза слезились, и я ненавидела эту семью. Ненавидела их… а потом увидела тебя. Ты скакал ко мне и схватил меня.

— Да, так и было. И я сказал, что тебе нужно согреться. Ты плакала, уткнувшись мне в шею, но так тихо, чтобы я не понял.

— Ты понял, — с горечью отвечаю, а по щеке скатывается слеза.

— Конечно. Я понял. Но я сделал вид, что ничего не слышу, чтобы не смущать тебя. И я повёз тебя в бар, настоящий бар, но привёз в притон. Ты смеялась, называла меня придурком, но я… я… хотел, чтобы ты поняла, что я сделаю всё, чтобы ты улыбалась. Я буду придурком, идиотом, извращенцем, лишь бы стереть печаль из твоего взгляда.