Дом на краю леса
Шрифт:
– Ладно. Ждём. Но если мы из-за его не успеем накупаться, то это не моя вина. Вы сами так решили.
Он махнул рукой, ведя ватагу за собой в тень лесных деревьев. Туда, где ожидание не покажется таким долгим, а проклятый дом будет виден, как на ладони.
Отчаянный Михаил в это время пытался доказать, что он не трус, и завоевать своё место под солнцем. Спрыгивая с забора, он неловко оступился и подвернул ногу. Но показная бравада поддерживала его, и слегка придерживаясь рукой за старые стены, он упрямо двигался к цели. Ребята его не обманули, хотя, по врождённой наивности, он этого и не ожидал. Стоило ему завернуть за угол, скользя ладонью по шершавому прохладному дереву, как он сразу же увидел те самые два окна, ощерившиеся осколками стёкол. В своё время местные жители, узнавшие о смерти хозяина дома, и единодушно
Михаил не знал ни о происшествии, ни о его подоплёке, и для детского ума сиё варварство показалось чем-то сродни сумасшествию. Бывает же такое, что у взрослых «шарики заходят за ролики», и они начинают творить нечто непонятное. Вот и в этот раз, видимо, случилось нечто подобное. Но всё же многочисленные осколки стёкол, в большинстве своём спрятанные в высокой траве, его насторожили. Мать работала в больнице, и слова столбняк или гангрена не были для него пустым звуком. Уже более осторожно, стараясь не касаться ничего руками, он заглянул в ближайший к нему, зияющий чернотой проём. Боле-менее освещалось только пространство прямо под окном, а дальше всё тонуло в непроглядной серости. Лишь расплывчатые очертания предметов словно нашёптывали, что комната не такая уж и пустая, как могло показаться.
Стараясь не задумываться и не останавливаться, чтобы, не дай Бог, не передумать, Михаил, как смог, прикрыл лицо внутренней стороной локтя, и осторожно полез внутрь. Но оказавшись в комнате, он сначала оступился, припав на подвёрнутую ногу, а потом ещё и зацепился футболкой за самый длинный и коварный, торчащий из рамы, как зуб дракона, осколок стекла. Как самый обычный мальчишка его возраста, он сразу же запаниковал. Из размеренных движения превратились в суетливые и дёрганные, и когда он попытался отцепить одежду, то неизбежно напоролся на незамеченный им маленький осколок. Мальчишка замер, словно пойманный в капкан кролик, зачарованно наблюдая, как на большом пальце правой руки стремительно набухает красный бугорок. Не дожидаясь момента, когда кровь начнёт капать на пол, он засунул палец в рот, поморщившись от терпкого, неприятного вкуса. Но нужно было двигаться дальше, ведь не мог же он, как маленький мальчик вернуться обратно, оправдываясь пустяковой царапиной. Тогда его точно, просто-напросто, засмеют.
Потоптавшись на месте, давя ботинками остатки стекла на полу, Михаил, с отчаянно бьющимся сердцем, осмотрел комнату. Однако, даже привыкшие к полумраку глаза не сумели разглядеть ничего стоящего. Пыль, словно пелена, не только покрывала обстановку, но и пропитала воздух. Монументальная тяжёлая мебель словно старалась спрятаться, сливаясь со стенами. Пара тяжёлых шкафов, заваленная тряпками кровать, и огромный сундук в углу – когда-то это явно была чья-то спальня. Но вот взять отсюда было совершенно нечего. Ни безделушек, ни фотографий на стенах, ни самой завалящей керамической статуэтки, ничего. В отношении уюта комната выглядела абсолютно голой. Открывать шкафы или рыться в грязных тряпках мальчишка брезговал. Задание с каждой минутой становилось всё сложнее.
Тяжело вздохнув Михаил двинулся вперёд, туда, где огороженный занавесью с бахромой, маячил дверной проём. С трудом выпутавшись из тяжёлой пыльной тряпки, он сделал шаг вперёд, и непроизвольно зажмурился. Прямо напротив него оказались два больших и целых окна, в которые било солнце, заливая светом всю середину комнаты, и только по углам всё также господствовал влажный сумрак. Комнаты оказались почти идентичными, голыми и пустыми, и лишь разница в освещении отделяла одну от другой.
Проморгавшись, мальчишка растерянно огляделся. Здесь тоже нечем было поживиться, по крайней мере в той части, которая хорошо освещалась. Скрипнув зубами от расстройства, Михаил двинулся вдоль стены, попутно осматриваясь. И здесь мебель выглядела голой и испуганной. Она словно живая, сжималась, опасаясь чужих взоров. Взгляду из-за этого даже не за что было и зацепиться. И неудивительно, вся обстановка напоминала казённую казарму, а не уютный дом, где приятно проводить время с семьёй. А уж для Михаила, выросшего в бедной обстановке, но с заботливой и любящей матерью, здесь всё казалось диким и чужим,
Мелкими семенящими шагами он двинулся вперёд, решив обойти всю комнату по периметру. Но и при ближайшем рассмотрении ничего не изменилось. Комната так и осталась безликой, словно привидениями наполненной лишь старой рассохшейся мебелью.
Он должен был услышать этот звук раньше, но бухающее в груди сердце и сбитое дыхание подвели его.
Скрип. Скрип. Скрип. – Раздалось из ближайшего угла, когда до него оставалось чуть больше метра.
Мальчишка насторожился, замер на месте, боясь пошевелиться, и до боли в глазах вглядываясь в темноту. Но не зрение, а какое-то звериное чутьё позволило ему сложить всю картину целиком. Первой вещью, которую он осознал, оказалось кресло-качалка, почти незаметно колыхавшееся, и издававшая те самые, неприятные звуки. Оно словно выступало из темноты выпуклой пульсирующей раной, а нечёткие очертания его сливались с окружающей обстановкой. И лишь через несколько секунд он понял, что кресло было не пустое. В нём, как на троне, восседал старик, до колен укрытый тёплым полосатым пледом. Его фигура проявлялась всё чётче, и уже через минуту мальчишка увидел скрюченные пальцы на руках, седую густую шевелюру, сливавшуюся с такой же бородой, и даже морщины, избороздившие бледное лицо.
Встречи с кем-либо он не ожидал никак, и первую минуту просто стоял, пытаясь совладать со страхом и дрожащими коленями. Старик тоже молчал, глядя прямо на него, и лишь всё тот скрип вязко расплывался по комнате.
– Здравствуйте. Вы извините, я хотел просто попить попросить, на улице очень жарко, а до дома далеко. – Понимая, что нужно как-то выкручиваться, Михаил через силу выталкивал слова сквозь пересохшие губы. – Я думал, что здесь никого нет, и я просто попью и уйду. Я, честное слово, не хотел вам мешать.
Старик зашёлся сухим тихим смехом, плавно перешедшим в кашель. Звуки оказались очень странными и неприятными. Создавалось впечатление, что не человек воспроизводит их, а две палки ритмично бьются друг о друга на ветру.
– И кого же вы, молодой человек, собирались попросить попить, если думали, что здесь никого нет? – Прокашлявшись спросил старик, поблёскивая хитрыми глазами с прищуром.
– Да нет же. – Видя, что хозяин дома не злится, Михаил слегка расслабился и приободрился. Его приключение всё ещё могло закончиться без последствий, главное, чтобы мама ни о чём не узнала. – Я сначала хотел попросить водички, а потом понял, что здесь никто не живёт и решил попить сам. Попросить-то не у кого. Но вы не думайте, я не вор, и ничего не трогал. Честное слово, искал только воду.
– Ну-ну. – Протянул старик, и казалось даже поверил услышанному полубессвязному бреду. – Давненько ко мне не заглядывали гости, к тому же такие говорливые. Я уже и забыл, как это, просто разговаривать. Ну, присаживайся, давай знакомиться. – Лёгким жестом, совсем не свойственным старикам, он указал рукой на небольшую скамеечку справа от себя, стоявшую очень близко к креслу. – Я Павел Романович, можно просто дед Паша.
Мальчишка замер, глядя на предлагаемое ему сиденье. Всё бы ничего, но по какой-то, ему самому неведомой причине, он очень не хотел приближаться к старику. Здравый рассудок буквально вопил, предупреждая об опасности, но не мог предложить самой завалященькой идеи, как избежать её.
– Может я пойду, – собственный голос звучал словно чужой и откуда-то со стороны, – не буду вам мешать?
– А ты мне и не мешаешь. Прости, я не расслышал твоё имя.
– Миша.
– Присаживайся, Миша, присаживайся. Ты даже представить не можешь, как я рад гостям, а таким как ты, в особенности. Молодость – это большое преимущество.
Мысль – убежать сразу – даже не пришла ему в голову, и он послушно уселся на скамеечке, сгорбившись, и косясь на старика. Тот не смотрел на него, не делал никаких движений, лишь так же покачивался в кресле, и даже не пах ничем противным, хотя выглядел неопрятно, но мальчишке неуютно было находиться на расстоянии вытянутой руки от него. Слово «интуиция» было ему ещё незнакомо.