Дом на Локте Сатаны. Темная сторона луны
Шрифт:
– Я здесь, Пен! Я шла за ними, а когда услышала твой голос и увидела, что ты не пострадал, вернулась отвести машину в гараж.
– Отвести в гараж?
– Да. На аллее стоит другой автомобиль – не знаю чей. Господи, Пен, чего ты от меня ожидал? Криков «О, мой муж!»? Или обмороков в стиле современниц Маколи? Ты этого хотел?
– Едва ли, хотя это свидетельствовало бы о подобающих чувствах…
– Слушайте, дядя Пен… – начал Ник.
Над каминной полкой, на которой теперь стоял только один китайский кувшин с узорчатой крышкой, висело прямоугольное венецианское зеркало в золотой раме восемнадцатого века. По какой-то причине мистер
– Да, Пеннингтон? Мы ждем.
– Садись, дорогая, – обратился к Дейдри хозяин дома, – и я постараюсь объяснить.
Пеннингтон направился к письменному столу, за которым стоял вращающийся стул с подушкой и с левой стороны которого находилось мягкое кресло, где он сидел, когда вошедшие впервые увидели его.
– Я провожу здесь много времени, мистер Эндерсон, – сказал Пеннингтон Гэррету. – Они называют это моим логовом. Вы заметили… – он кивнул в сторону восточной стены, – что та стена очень основательная и содержит альков с дверью?
– Да, мистер Баркли.
– Эта дверь ведет в гостиную. Стена выглядит необычайно крепкой, потому что она двойная. С обеих сторон алькова в нее встроены маленькие отдельные комнаты. Мой дед, который также установил викторианские подъемные окна, оборудовал эти две комнатки в конце прошлого столетия. Оттуда, где вы стоите, двери в них можно увидеть только вытянув шею вбок. Комната слева нечто вроде книгохранилища, где я держу тома, которые не хочу выставлять здесь на всеобщее обозрение. Комната справа – гардеробная. В ней находятся умывальник с горячей и холодной водой, шкаф для одежды и даже кушетка. Так как я провожу много времени в библиотеке и часто работаю допоздна…
– Вы сказали «работаю»? – осведомился адвокат.
– Да, Эндрю, я сказал именно это.
– Вы имели в виду вашу пьесу?
– Я пишу драму, – ответил хозяин дома, – в которой исследую человеческое поведение в состоянии стресса. Работа, Эндрю, не всегда состоит в беготне с места на место, чем занимаетесь вы. Мозговая деятельность не демонстрирует себя окружающим. Она протекает здесь. – Он постучал по виску костяшками пальцев. – Как бы то ни было, я не стану докучать вам этими проблемами. Пока вам все понятно, мистер Эндерсон?
– Да, вполне.
– Мы держим в доме трех слуг. Миссис Тиффин – кухарка с необычайно развитым воображением во всех областях, кроме приготовления пищи. Филлис и Феба – две горничных, цель существования которых – путаться под ногами, когда в них нет надобности, и отсутствовать, когда они нужны. – Он выпрямился. – Так вот, после обеда, около половины девятого, я, как обычно, пришел сюда. Дейдри уехала на машине в Брокенхерст с большим запасом времени. Доктор Фортескью поднялся наверх. Моя сестра Эстелл уже удалилась в музыкальную комнату оскорблять свой проигрыватель пластинками с поп-музыкой, хотя к ее услугам полно записей классики или хорошей легкой музыки вроде сочинений Гилберта и Салливана [25] . В лучшем мире, леди и джентльмены, пластинкам с поп-музыкой место на свалке. Но речь не об этом.
25
Гилберт Уильям Швенк (1836–1911) и Салливан Артур Сеймур (1842–1900) – английские драматург и композитор, авторы многочисленных оперетт
– Согласен, – кивнул Эндрю Долиш.
Гэррет окинул взглядом присутствующих.
– Позвольте повторить, – продолжал хозяин дома, – что я пришел сюда около половины девятого. На сей раз Филлис и Феба показали себя не с самой худшей стороны. Оба западных окна были открыты настежь и открыты до сих пор, хотя левое, как видите, сейчас занавешено. Еще не стемнело. Я сел за стол на этот вращающийся стул и занялся составлением письма в литературное приложение к «Тайме». Я рассчитывал продиктовать его моей секретарше, которая поехала в Лондон привезти кое-какие книги из магазина Хэкетта, но она не вернулась ни к обеду, ни, насколько я знаю, до сих пор.
– Это правда, Пен! – сказала Дейдри. – Так как Фей не вернулась поездом в три пятьдесят, я была уверена, что она приедет в девять тридцать пять. Но она не прибыла и этим поездом, что может тебе подтвердить любой из наших гостей.
– Ну-ну, – снисходительно улыбнулся Пеннингтон. – Несомненно, она нашла способ хорошо провести время. Мисс Уордор, Ник, весьма привлекательная молодая леди. Если бы мною не завладела столь же очаровательная жена…
– О, Пен, пожалуйста! Ты сам не знаешь, что говоришь!
– В самом деле, дорогая, я никогда об этом не задумывался. Но, как укажет Эндрю, если этого не сделаю я, речь не об этом. Revenons a notre histoire [26] . К половине десятого, – он вытянул левую руку, чтобы взглянуть на часы, – я закончил работу и отложил мои записи – они все еще на столе. Тени начали сгущаться. Я встал со стула, сел в то кресло слева от стола лицом к левому окну и задумался, глядя на лужайку…
Пеннингтон Баркли снова выпрямился. Его лицо приняло мечтательное выражение. Словно обращаясь к самому себе, он негромко продекламировал своим красивым голосом:
26
Вернемся к нашей истории (фр.)
«Что важней всего на свете?»
Спрашивал я тех и этих.
Отвечал судья: «Законы»;
«Знанье», – говорил ученый;
«Правда», – заявлял мудрец;
«Радость», – возражал глупец…
На этом он остановился.
– Право, Пеннингтон! – недовольно произнес мистер Долиш. – Я привык к вашим причудам, но это уж слишком. Цитировать поэзию в такое время…
– Поэзию, Эндрю? Душа филистера – потемки. Это всего лишь вирши и притом весьма посредственные, хотя в них и есть нечто привлекательное. Ну, это не важно! Вам всем нужны доказательства? Посмотрите туда!
– Что? – Дейдри вздрогнула, как будто обожглась. – Куда?
– Да, дорогая, я смотрел на тебя. На пол. Рядом с твоей левой ногой, но ближе к окну.
Отдернув ногу, Дейдри вскочила и подбежала к Нику и мистеру Долишу. Хотя свет от торшера, ослабленный зеленым шелковым абажуром, проникал не слишком далеко, он поблескивал на маленьком, но тяжелом стальном револьвере с резиновой рукояткой.
– Вижу, – сказал мистер Долиш, склонившись вперед. – «Айвс-грант» 22-го калибра.