Дом на Локте Сатаны
Шрифт:
От потертого ковра и полинявшей узорчатой обивки стульев веяло затхлостью и пылью. В комнате также ощущался слабый запах кордита [22] . Но взгляд Гэррета постоянно возвращался к хозяину дома.
Пеннингтон Баркли в коротком бордовом жакете с глянцевыми лацканами выглядел слишком худым и хрупким для столь звучного голоса. Его лицо с большим носом и высоким лбом под редкими седеющими волосами, пряди которых поблескивали, как фольга, казалось изможденным. Тем не менее в нем ощущалось чисто мужское обаяние.
22
Кордит
– Добро пожаловать, дорогой племянник, – вежливо поздоровался он, выйдя из-за стола и протягивая руку. – Рад тебя видеть, Ник, независимо от того, «ты с миром пришел иль с войной».
– Не с войной, можете быть уверены. Хотя не забывайте продолжение цитаты.
– «Иль на свадьбе плясать, Лохинвар молодой?» [23] Но, насколько я знаю, здесь не стоит вопрос о свадьбе! Или это не так?
– Конечно так, дядя Пен. Ваша жена встретила нас на станции Брокенхерст…
23
«Лохинвар», отрывок из пятой главы поэмы Вальтера Скотта «Мармион». Пер. В. Бетаки
– Да, мисс Дейдри была настолько любезна, – вмешался Эндрю Долиш. – Это была ваша идея, Пеннингтон, прислать за нами машину? Или ее?
– Идея принадлежала Дейдри, хотя я ее одобрил. Это всего лишь проявление хороших манер. Кстати, говоря о хороших манерах…
Его взгляд устремился на четвертого присутствующего, и адвокат, стыдясь собственной небрежности, поспешил представить Гэррета.
– Добро пожаловать, мистер Эндерсон, – сердечно приветствовал его хозяин дома. – Мы все здесь знакомы с вашими трудами. И можете не опасаться колкостей относительно изделия, именуемого «Дворец дяди Тома». Должно быть, вы достаточно натерпелись дешевых шуточек по этому поводу, чтобы я вносил в это свой вклад.
– Благодарю.
– Но ведь это правда, что в своей собственной семье достойный лорд Маколи фигурировал как дядя Том?
– Для детей Тревельяна [24] – да.
– И также правда, что в жизни столь полнокровной личности не было ни одной женщины? Ни жены, ни невесты, ни возлюбленной?
– Во всяком случае, нет никаких доказательств их существования.
– И все же, так как викторианцы ныне считаются весьма предприимчивыми в сексуальном отношении…
– Коль скоро мы затронули эту тему, которая, кажется, вас очень занимает, – снова вмешался мистер Долиш, – могу я попросить вас немного подумать о вашей супруге? Как я уже говорил, она привезла нас из Брокенхерста. И вы ее смертельно испугали!
24
Тревельян Джордж Отто (1838–1928) – английский историк
– Я? Испугал?
– Ну, не вы, так что-то еще. Мое терпение на исходе. Черт возьми, приятель, что здесь произошло?
– Временами, Эндрю, вы превышаете ваши воображаемые полномочия. Даже старая дружба и лучшие намерения не могут служить оправданием назойливого любопытства.
– У меня нет никакого желания давить на вас или казаться назойливым. Но не пора ли объясниться? Игра в прятки в полумраке! Призраки, стреляющие из револьверов
– Это доказывает, если мы нуждались в доказательствах, что мы имеем дело не с призраком. Успокойтесь, Эндрю, я не хотел вас обидеть и буду рад объясниться. Но в то же время, – в мелодичном голосе Пеннингтона Баркли послышались странные нотки раздражительности, – не мог бы кто-нибудь подумать немного и обо мне?
– О вас?
– Да. Я пережил весьма неприятный опыт. – Он коснулся левой стороны груди и поморщился от боли. – Меня ударило пыжом от холостого патрона – это не трагедия, но достаточно неприятно. Произошла довольно нелепая попытка напугать или убить меня. Но если Дейдри так обо мне беспокоится, в чем я не сомневаюсь, почему она не пришла вместе с вами? Что с ней такое? Где она?
На вопрос ответила сама Дейдри, вошедшая в этот момент через открытое окно. Она казалась успокоившейся, хотя ее широкий рот слегка вздрагивал, а в глазах блестели слезы.
– Я здесь, Пен! Я шла за ними, а когда услышала твой голос и увидела, что ты не пострадал, вернулась отвести машину в гараж.
– Отвести в гараж?
– Да. На аллее стоит другой автомобиль – не знаю чей. Господи, Пен, чего ты от меня ожидал? Криков «О, мой муж!»? Или обмороков в стиле современниц Маколи? Ты этого хотел?
– Едва ли, хотя это свидетельствовало бы о подобающих чувствах…
– Слушайте, дядя Пен… – начал Ник.
Над каминной полкой, на которой теперь стоял только один китайский кувшин с узорчатой крышкой, висело прямоугольное венецианское зеркало в золотой раме восемнадцатого века. По какой-то причине мистер Долиш указал шляпой-котелком в сторону этого зеркала.
– Да, Пеннингтон? Мы ждем.
– Садись, дорогая, – обратился к Дейдри хозяин дома, – и я постараюсь объяснить.
Пеннингтон направился к письменному столу, за которым стоял вращающийся стул с подушкой и с левой стороны которого находилось мягкое кресло, где он сидел, когда вошедшие впервые увидели его.
– Я провожу здесь много времени, мистер Эндерсон, – сказал Пеннингтон Гэррету. – Они называют это моим логовом. Вы заметили… – он кивнул в сторону восточной стены, – что та стена очень основательная и содержит альков с дверью?
– Да, мистер Баркли.
– Эта дверь ведет в гостиную. Стена выглядит необычайно крепкой, потому что она двойная. С обеих сторон алькова в нее встроены маленькие отдельные комнаты. Мой дед, который также установил викторианские подъемные окна, оборудовал эти две комнатки в конце прошлого столетия. Оттуда, где вы стоите, двери в них можно увидеть только вытянув шею вбок. Комната слева нечто вроде книгохранилища, где я держу тома, которые не хочу выставлять здесь на всеобщее обозрение. Комната справа – гардеробная. В ней находятся умывальник с горячей и холодной водой, шкаф для одежды и даже кушетка. Так как я провожу много времени в библиотеке и часто работаю допоздна…
– Вы сказали «работаю»? – осведомился адвокат.
– Да, Эндрю, я сказал именно это.
– Вы имели в виду вашу пьесу?
– Я пишу драму, – ответил хозяин дома, – в которой исследую человеческое поведение в состоянии стресса. Работа, Эндрю, не всегда состоит в беготне с места на место, чем занимаетесь вы. Мозговая деятельность не демонстрирует себя окружающим. Она протекает здесь. – Он постучал по виску костяшками пальцев. – Как бы то ни было, я не стану докучать вам этими проблемами. Пока вам все понятно, мистер Эндерсон?