Дом на миндальной улице
Шрифт:
Но по порядку. Я навернаи и в самом деле пишу (а можетбыть и думаю) так путанно, как говорит Нелл. Хотя навернаи все так думают. Сомниваюсь, что бы кто то думал «во первых, во вторых и вот еще… а еще…»
Надеюсь мне удасться найти те маленькие записки, которые я вела в пути. Я записывала все что встричалось мне попути. Я хочу внести эти наброски в свой новый роман. Попути мне пришла в голову такая удевитильная история! Это будет лутшее что я напишу! Мне нетерпится паскарее начать иго, а ище больше – показать Нелл. Я думаю, она с удавольствеем прочетает его.
Эос диствитильно непавтаримый город. Вызываит самые протеваричивые чуства. С одной стороны он очинь красивый – белые стены, побиленные дома, раскидестые сады и множиство деревьев на центральных улицах, мазаичные фасады, кругом кадки для цветов, винаградная лоза (вот навернаи здораво это выглядет весной когда все зеленое), флаги, шатры и навесы, кованные ришетки на окнах и тижолые с пречутливыми кованными деталими двери. С другой стороны – нивынасимая грязь в акраинных кворталах какой нет и в нашей деревне, такие уские праходы между
Мы останавились в доме, который предлажил Неллиному отцу один из придставитилей их гильдеи. Дом совсем не большой, но чистый и опрятный, у нас с Нелл комната выходет одной стораной на маленькую площадь – жалкий, едва бьющий фантанчик и апильсиновый куст, высокая стена соседнего большого дома с садом – их голые акации и пажухлые пальмы так грустно шумят поночам. С другой стороны окна выходят прямо в окна соседнего дома. Тетушка Рита приходит едва начнет смиркатся закрывать окна ставнями чтобы «за нами не падсматривали» или не падсматривали мы. При этом она зларадно смотрит на Нелл, бутто намикая что она о ней самого дурного мненея.
Нелл удевляет меня. Она всигда была ришительной и настойчивой, но я бы ни когда неподумала что она умеит так отстаивать свое мнение и добеваться того что хочит. Когда мы преехали, тетушка Рита выбрала другую комнату, в другом углу дома, довольно темную и сырую, с окнами на голую стену, с делавым видом распарядилась, где кто будет спать. Я так растроелась – мне савсем нехотелось жить вместе с ней. Дома я уш как то смагла выбить себе возможнасть жить в сопственой комнатке. А Нелл темвреминем ходила по дому, подождала, пока тетушка разложет свои вещи и устроет кровать, а потом сказала, стоя в дверях – такая низависемая, спокойная, будто царица – в доме, говорит, так много комнат, нестоит всем ютится в какой то жалкой темной коморке. Ах, говорит, тетушка, вы уже выброли себе место. Чтож, мы с Паулиной небудем мишать вам. Я сама буду жить вон там – и она показала на эту комнатку. Я конечноже, поддержала ее, и мы быстро убрали комнатку и располажили в ней свои вещи, Нелл вызвола мальчишек, которые привизли вещи, как настаящая хозяйка, с такой властной асанкой и ришитильным голосом! И папросила их пиренести наши кровати. Так мы посилились здесь, а тетушка Рита живет в той комнатушке с видом на стену. О, она конешно же, ябидничала господину Энею, но тот ее неслушал – Нелл ему обьяснила что мы с ней будим жить в двоем и точка. Как она это говорила! Я ей просто восхещалась!
Сразуже после этаво мы отправелись гулять. Нелл разбрасала по кровати свои платья, выброла самое светлое и легкое и тут же, нестесняясь тетушки Риты, маячевшей в дверях и варчавшей гадости, надела его, убрала прикрасными гребнями госпожи Кармины свои волосы, посматрелась в зеркальце и сказала, что она нестанет одевать ни накидки, ни платка, разуж мы преехали в столицу и местные женщины неносят «этого старья»! От «старья» тетушка Рита аж подпрыгнула! Тогда я тоже сняла платок с лица и оставела одну легкую вязанную накидку на волосах и мы не медленно выбижали на улицу. Тетушка Рита погналась за нами и всю прогулку шла по зади с красным от ярасти лицом, ну точно ведьма! Губы поджаты, глаза налелись кровью, нос крючком! А мы весило болтали, смеялись, улыбались, не стисняясь. На нас паглядывали мужчины и женщины, мы улыбались им, они улыбались нам. Прогулка была чудестной! За ужином тетушка Рита начала было отчитывать нас перед господином Энеем, но Нелл лединым голосом заявила что небудет посмешищем для эосских горажан в старом платье, а хочет выглидеть нехуже придворных модниц. Господин Эней обрадавался, видя ее такой виселой и сказал что вечером покажит нам лутшие лавки в городе. Как член гильдеи, он даже покупал все дишевле. А мы с Нелл накупили кучу красивых вещиц – зеркольца, ращески, кошилечки, укрошения и, конешно же, платья. Теперь мы выглядем как настоясщие эосские горожанки,
(Рисунок. Простая писчая бумага в крупное зерно, неровная, края обтрепаны и измяты так, как сминается лист, постоянно закладываемый между страницами. Сухенький, тоненький карандаш выцвел и поблек, изображение стало цвета хны, многие линии практически исчезли, оставив только острые царапины по бумаге. Фон – комната – написан схематично, в общих чертах, наброском, не отвлекая зрителя от центральной фигуры, но при этом не смотрится неоконченным. Наоборот, легкие, резкие, быстрые линии передают большое количество света и воздуха, льющегося через узкие, но высокие окна. В простом кресле сидит Паулина. Она написана в той же небрежной манере, но основной акцент сделан на ее глазах, губах, руках. Несмотря на вольное обращение со светотенью, пренебрежение к мелочам и деталям, и общую образность картины, девушка выглядит живой и, более того, кажется, что сейчас это простодушное, смешливое, застенчивое лицо шевельнется, чуть передвинется мягкая ямочка на щеках, превратившись в кроткую улыбку, моргнут и смущенно опустятся веки. Паулина, чуть наклонившись, с надеждой и робостью заглядывает в лицо зрителю. Волосы распущены и перевязаны лентами. На ней легкая туника, струящаяся с плеч и мягко скрадывающая пышные формы тела, руки свободно лежат на коленях, чуть соприкоснувшись пальцами. Одна прядь волос качнулась вперед, кисть пояса наклонилась, плечи чуть поданы вперед – девушка вот-вот поднимется навстречу. Внизу тонкая, бисерная подпись – Паулине от Леонеллы).
(Дневник Паулины N, декабрь, год 860)
Наконец то я могу продолжить свои записи. Наша старая ведьма постаянно подтем или иным придлогом входит в комнату и только и ищит повода высказать свое нидовольство. Но севодня Нелл тайком привила какого то мальчишку, который не много покавырялся возле нашей двери, и типерь мы можем закрывать комнату на замок! Тетушка Рита в ярасти, но меня это уже небеспакоит главное что мы с Нелл можем позволить себе наслождаться тишиной и занематься тем, что нам нравется.
Когда мы не много освоились, господин Эней повел нас в лавку где было много старинных вещей. Там было много людей, одетых богато. Все они, похоже, были его друзья-купцы и они стояли в низу и патом поднемались по лестнице на верх. Господин Эней разговаривал с этими важными людьми, знакомил их с Нелл и со мной. Но Нелл такая гордячка, она почему то разозлилась и ни кому ни чего неотвечала. Но глаза у нее горели, как у дикой кошки. Уже когда мы вирнулись после прогулки, она пробармотала – «выставил как скатину на смотрины». Вот почиму она так? Что таково в том, что бы познакомиться с друзьями отца? Он к ней так добр. Мои вон если и приглошают меня в свой дом, то видут себя так, бутто я им гость какой чужой, а не дочь родная… Мне всигда это было так обидно.
А еще мы купили в той лавке картину. Нелл сразу как увидила ее, так и неотходила. Картинка диствитильно замичательная – она маленькая, написана на доске, совсем выцвитшая, должнобыть, очень старая. Интиресно, кому она принадлижала раньше? Вотбы вещи умели рассказывать! Эта дощечка рассказала бы нам множиство удевительных историй. Навирняка эту женщину нарисовал кто-то, кто ее очень любил… А какие у нее глаза!
Вчера мы были вместе с господином Энеем и тетушкой Ритой в гостях у одного вельможи. Я ни когда невидела более красивого дома! Когда я выросту и выйду замуж, я зделаю у себя в гостинной точно также – обизательно эти ниши с цветочными вазами и эти ниские кровати прямо перед окнами в сад, что бы лежать на подушках навиду. Хоть Нелл и говорит что это полная бесвкусеца. А какие все были нарядные! Играла музыка, кругом были цветы! Мне так хотелось танцивать, я все ждала, чтобы и меня приглосили, но ни один из этих красивых юношей неподошел ко мне. Все они увевались вокруг одной девчонки, а потом и Нелл сама подсела к ней и весь вечер просидела там. Совсем меня бросила! И сейчас сидит пишит ей письмо, а на меня вапще внимания необрощает. Вот небуду с ней разговаривать.
(Из опубликованных воспоминаний Паулины N, баронессы Северного Ариэля. Год 902.)
Первые наши месяцы в Эосе пролетели в каком-то стремительном вихре. Надежды, мечтания, роскошь и загадки неизведанного города манили и пьянили нас. Отец Нелл знакомил нас со своими друзьями, нас приглашали на празднества, блестящие мероприятия ошеломляли… Конечно, все это было далеко не так, как теперь. Все это происходило за закрытыми дверями, в садах, обнесенных высокими стенами, где собирались только самые избранные, и большая часть времени отводилась на строгий этикет и церемониальные приветствия. Правление юной царевны изменило многое, и светскую жизнь в том числе. Теперешние триумфальные шествия будут, пожалуй, торжественнее прежних, ведь нынче роскошь и золото уже не считаются чем-то необыкновенным и редкостным. Тогда же каждый, у кого были драгоценный перстень или дорогой кусок ткани, пытались выставить их на виду, и порой на празднества зажиточные горожане надевали все свои богатства, не считаясь с тем, как они подходят ему и сочетаются друг с другом.