Дом на троих

Винокурова Виолетта

– По папе? – Рома хотел было пошутить, но у бабушки по щеке пробежалась слеза.

Не казалось, что сейчас глаза должны быть мокрыми – погода такая хорошая,

но они были.

– Да, по папе. Но не твоему, а своему. Твой прадед. Ты его не застал, а я рано потеряла. – У Ромы сердце схватило. Он должен был встать с качалки и побежать обратно в комнату на втором этаже, закрыться на засов, но покорно остался на месте. – Вторая мировая была… Великая отечественная… давно это было, правда? Кажется, сейчас такое и в школе не проходят, а цветы ещё несут, только ветеранов всё меньше… И мой папа там был. На войне. Когда закончилась, к моей подруге и её братьям папа вернулся, чайник новый купил. Представляешь? Чайник! – Бабушка захохотала, только Рома сжался сильнее, понимая: не в чайнике дело. – Они так радовались, и я радовалась. Думала: «Ну когда папа придёт, тут не только чайник будет!»

Только… папа не пришёл, – мокрые глаза смотрели вдоль двора, – не вернулся, зато бумажка пришла о том… о том, что война жизни уносит. Ни папа, ни чайника. А чувства, люди – они есть. Живые они тут. – Морщинистая бабушкина рука легла на грудь, а взгляд пустился вдаль, в тот 45-ый год, когда не вернулся её отец. – Я долго не принимала, потом долго злилась. Почему он, а не другие. Почему у подруги отец вернулся, а у меня нет? А потом долго лила слёзы. Наверное, и днями, и ночами. А потом пришло освобождение. Но… это всё не за один раз было, Ромка, не подумай. Много лет. Много далёких лет, о которых я еле вспоминаю…

«Понятно», – забрыкалось на языке, но Рома его не сказал.

– А тебе не бывает грустно и обидно?

– Нет, – прошептал он, утыкаясь в поджатые колени.

– А мне бы было, – улыбнулась она, а Рома совсем спрятался в пледе.

Конец ознакомительного фрагмента.