Дом на улице Овражной
Шрифт:
Он простился со мной и широко зашагал по переулку к Овражной улице. Я посмотрел ему вслед и побрел своей дорогой. Грустно и тяжело стало вдруг у меня на душе. «Крепче стали!..» Нет, что-то не стала она крепче, наша с Женькой дружба. От одной неудачи взяла и рассыпалась. Мне вспомнились объяснения отца, когда я спросил, что такое сопротивление материалов: «Чем больше материал испытывает нагрузку, тем больше он этой нагрузке сопротивляется…» А как же дружба? Чем больше нагрузки, тем она скорее разрушается? Так, что ли? И еще вспомнилось: «Дерево меньше выдержать может, чем железо, а железо — меньше, чем сталь…» А человек? Сколько же может выдержать человек? Подумаешь, сталь! Вбили себе в землю
От всех этих мыслей стало мне совсем невесело, и домой я пришел хмурый, молча поужинал и лег спать.
Глава двенадцатая
Видно, Лешка, бегая все время в расстегнутом пальто, успел здорово закалиться. Он не кашлял и не чихал. А вот я, хоть и застегивался на все пуговицы, заболел. Я лежал дома, глотал какие-то таблетки, запивал их нарзаном, отчего они противно шипели во рту, слушал радио, читал книжки и пробовал даже от скуки рисовать. Но хорошие картинки у меня получались, только когда я срисовывал их через копирку. А без копирки линии на бумаге выходили какие-то волосатые и кривые.
Пока я болел, ко мне два раза забегал Лешка. В четверг он примчался, запыхавшись, и сказал, что завтра, в пятницу, навестить меня придет целая делегация от нашего класса.
— Это я придумал, — не удержался, чтобы не похвастать, Лешка. — Цени, какой я тебе друг!
— А Женька Вострецов? — вырвалось у меня почти против воли.
— Что Вострецов?
— Ну, он тоже придет? — смутившись и покраснев, пробормотал я.
— A-а! Нет, не придет. Ему Веселовский сказал, чтоб он со всеми пошел, а он только головой замотал. Веселовский говорит тогда: я, говорит, давно уже за вами с Кулагиным наблюдаю. Вы, говорит, почему поругались? А Вострецов вдруг ка-ак разозлится. Это, говорит, не твое дело. А Костя ему: как это не мое? А чье же? Я, говорит, председатель совета отряда. Если два пионера ссорятся, то их надо помирить… А Вострецов знаешь что сказал? Мало ли, говорит, что ты председатель. С кем хочу, с тем и ругаюсь. И к Кулагину идти ты меня не заставишь… А в самом деле, Сережка, почему вы поругались? Такие друзья были и вдруг…
Он тарахтел как заведенный. Я напряженно слушал его, но на вопрос не ответил. Только сказал неохотно:
— Так, поссорились, и все. — И добавил, отвернувшись: — Из-за дела поссорились.
— А-а… — опять протянул Лешка и снова спросил с любопытством — А из-за какого дела?
— Так, из-за одного.
— Не хочешь говорить, — обиженно надулся Веревкин. — А еще называется лучший друг.
— Мало ли что лучший! — пожав плечами, сказал я. — Просто неважно из-за чего, вот и все.
«И совсем ты мне не лучший друг, — раздумывал я, когда Лешка, потрещав еще немного, убежал. — Вот Женька, тот действительно был другом. Он бы не приставал зря с расспросами, если видел, что человеку неприятно рассказывать о своей беде».
И вспомнил я, как однажды в пионерском лагере отчитала меня старшая вожатая Дора Борисовна за то, что в походе я нечаянно отстал от своего отряда, заблудился в лесу и вместо лагеря, усталый, напуганный и голодный, только к вечеру забрел в соседнюю деревню. Она кричала, что я заставляю волноваться и переживать весь педагогический персонал, что меня вообще давно пора выписать из лагеря и отправить домой… А Женька не стал ругаться. И только ему одному я поведал, как искал отряд, как звал ребят, чуть не сорвав голос, как плутал среди деревьев, раздирая в кровь ноги и руки. Женька тогда сказал, что мне надо развивать наблюдательность. Ведь когда мы утром вышли из лагеря, было солнышко, и светило оно нам прямо в глаза. Значит, мы шли
Вспомнил я и о том, как в школе один раз сломал фикус, который стоял в биологическом кабинете. Меня после этого водили к заведующей учебной частью Марии Тимофеевне, грозили сообщить родителям и в конце концов предложили дать выговор на совете отряда. Вот тогда-то и вступился за меня Женька. Он видел, что я не нарочно сломал этот проклятый фикус, а меня на него толкнул Гешка Гаврилов. И я знал, что Женька заступается за меня не потому, что он лучший мой друг, а оттого, что я страдаю не по справедливости. И знал я также, что если бы я оказался на самом деле виноват, то он первый поднял бы руку и проголосовал за выговор.
Много еще можно было вспомнить разных историй. И я вспоминал их, вспоминал, пока не заболела голова.
Отец вернулся с работы веселый, поздоровался, спросил, как я себя чувствую, и высыпал мне на одеяло кучу оранжевых мандаринов. Он сказал, что на заводе у них, наконец-то, утвердили проект узкоколейки, за которую инженеры боролись с самой весны. Отец был доволен, шутил, смеялся, крепко потирал руки, словно они у него закоченели. А я слушал его и все гадал, придет завтра Женька или нет. Мне почему-то казалось, что он передумает и завтра зайдет вместе с ребятами меня навестить.
Лешка не соврал. Делегация действительно заявилась ко мне часа в четыре. Пришли Костя Веселовский и Тамара Гусева, председатель нашей санитарной комиссии чистюля Мишка Маслов, занозистая и шумная Вера Свечкина, Олежка Островков, Борис Кобылин. Прибежал и Лешка со своим фотоаппаратом.
— Надо запечатлеть трогательную сцену у постели тяжело больного, — сообщил он. Потом деловито огляделся и сказал, что нужно будет сделать небольшую перестановочку: кровать отодвинуть подальше от стены. Он вытащил из кармана какую-то удивительную лампу — продолговатую, с медной шапочкой на цоколе. — Придется ввернуть, — проговорил он. — При естественном освещении снимать — ничего не получится. Добавим пятьсот ватт для яркости…
— У тебя что при свете, что без света, все равно не получится, — поддразнила его Вера.
— А вот увидишь! Вот увидишь! — яростно откликнулся Лешка.
Они заспорили, а я слушал их и все ждал: вдруг откроется дверь и войдет Женька. Войдет и скажет: «И я к тебе, Серега. Здорово, что ли?» Мне казалось даже, что приди он сейчас, я бы тотчас выздоровел от радости. Но дверь не открывалась, и Женька не появлялся.
— Тише вы, будет галдеть! — басом прикрикнула на спорщиков Тамара, восстанавливая порядок.
Ребята просидели у меня часа два, наперебой рассказывая, какие в нашем классе новости. А новостей за мое отсутствие накопилось немало. Совет отряда запланировал на 20 февраля большой концерт самодеятельности в честь Дня Советской Армии; состоялась хоккейная встреча с командой шестого «Б», и мы выиграли со счетом 7:5; Нина Васильевна, наша классная руководительница, предложила организовать в классе «Уголок бытового обслуживания», чтобы, если у кого оторвется пуговица или будут нечищенными ботинки, можно было пришить или почистить; Гешка Гаврилов получил двойку по географии, а близорукая, нескладная девчонка Сима Соловейчик на уроке физкультуры так неловко прыгнула через козла, что чуть не вывихнула себе руку.