Дом на Уотч-Хилл
Шрифт:
Серый всегда казался мне таким пассивным цветом, слишком кротким, чтобы вообще быть цветом.
Уставившись на этот туман, я впервые постигла истинный серый цвет. Он был свинцовым, жёстким как алмаз, острым как лезвие ножа, агрессивным цветом, который точно знал, что он такое: бритвенно острая расщелина между чёрным и белым, в которой можно потеряться навеки, дрейфуя во всепоглощающем тумане.
Я с приоткрытым ртом наблюдала, как густой мрак всё поднимается и поднимается, завитки превращаются в хлещущие щупальца, которые с голодом простирались до самого кафедрального потолка, тянулись и тянулись,
Из этого мутного пара ледяное множество голосов прогремело:
— Она принадлежит нам. Теперь она вне вашей досягаемости.
Все члены Кована отпрянули подальше от тумана так быстро, как только получилось; они облепили периметр комнаты, пока эта интенсивная, подавляющая угольная масса сочилась в направлении сцены.
Один лишь Девлин не поддался, вскочил на сцену и взял меня за руку.
— Вы её не заберёте! — проревел он. Его пальцы, переплетённые с моими, переливались странной рябью, будто сами его кости изменялись, трансформировались. В его горле зародилось низкое рычание, словно он противился этому, затем его пальцы снова стали плотными.
Серые миазмы всё равно подбирались ближе, ближе, и вскоре я уже не могла разглядеть за ними Кован. Сплошная стена застилала всё передо мной, вплотную прилегая к сцене, глядя на Девлина, мистера Бальфура и меня, безликая, безглазая, но всё же я каким-то образом чувствовала вес бесчисленного множества осуждающих взглядов.
Взяв меня за другую руку, мистер Бальфур прорычал:
— Она не убивала тех мужчин, и вы не можете заявлять на неё права.
— Вы так говорите. Мы считаем иначе, — бесстрастно ответили голоса.
— Вы знаете политику нашего сообщества! — сказал мистер Бальфур. — Вы знаете, что многие готовы её подставить…
— МОЛЧАТЬ! — туман заговорил голосом, не похожим на всё, что я когда-либо слышала, содержащим ещё большее множество голосов, накладывающихся друг на друга в решительном, непреклонном приказе. Ему невозможно было противиться, он крал слова с наших губ, заглушал любые возможные ответы.
Я пыталась. Я раз за разом открывала рот, пыталась формулировать слова, но ни одно не приходило.
Внезапно я пришла в ярость. И мистеру Бальфуру, и Девлину хотя бы представилась возможность выступить в мою защиту.
А мне такой возможности почему не дали?
Хрень собачья.
Я Кэмерон! Я ни секунды не верила в обратное. И будучи Кэмерон, я являлась самой могущественной ведьмой в этом помещении.
Прищурив глаза, я потянулась вглубь к Зо, к настоящей, истинной, полностью пробуждённой Зо Кэмерон. Я получу свой шанс заговорить с этим… этим… пятном непреклонного ужаса, который меня не заберёт. Ни сегодня, ни когда-либо ещё.
Я достаточную часть своей жизни провела в серости. Каким бы смелым ни был её оттенок, хватит с меня этого. Я была яркой, красочной Зо Кэмерон, и именно ей я намеревалась оставаться.
Нежно,
Затем я рявкнула:
— Я не принадлежу никому, кроме самой себя! Я не…
Я резко умолкла, на сей раз от шока, когда в возвышающейся тёмной стене проступила тщательно покрытая плащом и капюшоном фигура и рванулась вперёд, появляясь из её глубин, чтобы массивно опуститься на сцену.
«Кто-то из серого дома пришёл поговорить?» — поразилась я, лишившись дара речи.
Высокий и могущественно сложенный — это единственное впечатление, которое я могла составить по объёмным тёмно-серым складкам одеяния. Это был мужчина, хотя я не могла точно сказать, откуда это знаю; возможно, этот силуэт источал определённое присутствие. Складки его капюшона спадали вокруг лица, зияли, но всё же там, где должно быть лицо, находилось лишь размытое смазанное пятно безликой серости.
Мистер Бальфур сдвинулся и встал передо мной как щит.
— Вам придётся иметь дело со мной, чтобы…
Словно какой-то тщательно сосредоточенный невидимый ураган ударил по нему и только по нему, мистера Бальфура внезапно сорвало со сцены, подкинуло почти до потолка и швырнуло через всё помещение, где он с громким хрустом врезался в стену и безвольной кучкой рухнул на пол с большой высоты.
Я в ужасе смотрела, повелевая ему шевельнуть хоть пальцем и дать мне знать, что он жив.
Никогда прежде мистер Бальфур не выглядел таким хрупким, таким полностью соответствующим своему возрасту, с хрупкими костями, которые служили ему всю жизнь, продлившуюся три четверти века. Я лихорадочно взглянула на Леннокс, которая стояла, сжав руки в кулаки и раскрыв рот в беззвучном крике, пока по её лицу катились слёзы.
Я резко повернулась обратно к нему.
— Джеймс! — закричала я.
Он лежал неподвижно, и пол вокруг его головы постепенно заливался кровью.
Я рванулась вперёд, горе и ярость кипели в моих венах. Только не мистер Бальфур. Кто угодно, только не он. Этот мужчина и моя мать были единственными защитниками, которых я когда-либо знала. Я не допущу, чтобы они оба отдали свои жизни за меня!
— Ты сукин сын! — зарычала я. — Ублюдок ты этакий, ты восстановишь его! Если Джеймс Бальфур мёртв, ты вернёшь его к жизни. Как Королевская наследница дома Кэмерон, я требую этого!
— МОЛЧАТЬ! — снова прогрохотал серый туман тем множеством голосов, и на сей раз звук был ещё более раскатистым, ещё сильнее приправленным силой.
Мои ладони взлетели к шее, я лихорадочно пыталась заговорить, но потерпела провал.
— Я не Смерть, ведьма; ты не можешь мне приказывать. Мы все принадлежим к одному из домов, — ледяным тоном произнёс силуэт, и он действительно оказался мужским. — А ты, Зо Грей, наша.