Дом незнакомцев

Уинспир Вайолет

– «Жена твоя пусть будет лозой плодоносящей у стены дома твоего», – пробормотал Эррол с циничной усмешкой, – Какой я ни есть нехороший человек, но Библию, как видите, знаю, Марни.

Марни резко повернулась к нему, и в ее зеленых глазах, смотревших на его худощавое, сардоническое лицо, появился испуг.

– Какое отношение эта цитата имеет к Илене? – требовательно спросила она.

– Ну, вы уж наверняка знаете, хотя, возможно, не хотите в этом признаться – ради нашего дорогого Пола Стиллмена. Она будет сонной одурью возле дома мужа своего, но уж никак не лозой плодоносящей.

Марни уставилась на Эррола. Она

считала, что ничто не может лишить Эррола присутствия духа, но теперь увидела, что губы у него странно побелели. Жара ли сделала их бледными или какое-то чувство, связанное с Иленой, которого он не должен был ощущать?

Она не успела остановить себя, спросив:

– Вы так хорошо знаете Илену?

Его взгляд был направлен на тяжелое, зноем дышащее небо.

– Скажем так, у меня есть глаза.

Эррол рассмеялся и заговорил о Чардморском бале, на который Алек Гордон, может быть, согласится сопровождать Джулию Брелсон. В настоящий момент, однако, он пытается бороться с мнением своей мамаши-вдовицы, что идти ему не следует. Алек, бедняжечка, говорил Эррол, чересчур мягок, когда речь идет о его матери.

Марни слушала Эррола невнимательно, не в состоянии забыть его странные слова об Илене. Что он мог знать о ней? Что он мог знать о девушке, которую любит Пол, чтобы называть ее сонной одурью? Сонная одурь – ядовитое растение. Пока Марни пыталась прочесть что-нибудь на его лице, небо над их головами потемнело, слышался рокот приближающейся грозы. Дождь застучал по листьям кедра, и Эррол вдруг взял сигарету из рук Марни и бросил ее в траву вместе со своей. Растаптывая ботинком окурок, он прижал ее к своей тонкой голубой рубашке, крепко обхватив руками, когда она попыталась высвободиться.

– Пойдете со мной куда-нибудь завтра вечером? – спросил он.

– Я… мне очень жаль, Эррол, но мистер Стиллмен завтра собирается отвезти Джинджера на море, и я поеду с ними.

– Понятно. – На красивом лице Эррола появилась циничная понимающая ухмылка.

Марни покраснела, потому что точно знала, что именно он подумал, – Пол решил воспользоваться поездкой Илены в Париж, чтобы пофлиртовать с ней. Она отвела глаза.

– Думаю, мне надо идти, – сказала она. – Начинается дождь.

– Черт побери! – прорычал он, и удивительно сильными руками прижал ее к себе так, что она не могла шевельнуться, и завладел ее губами, на которых этот поцелуй горел еще долгое время после того, как он широким шагом направился к белому зданию клиники.

К огромному облегчению Марни, субботнее утро было ясным и солнечным. Словно гроза накануне придала новых сил земле, все выглядело сверкающим и освеженным.

Миссис Пайпер собрала большую корзину для пикника, и, пока Пол укладывал ее в багажник машины вместе с ведерком и лопаткой Джинджера и большой сумкой яблок для пони в Нью-Форесте, Марни и мальчик устраивались на переднем сиденье. Джинджер улыбался во весь рот, одетый в клетчатую рубашку, точно такую же, как у Пола (покупка, от которой Марни была не в силах отказаться), заправленную в маленькие джинсы. Марни тоже чувствовала себя непринужденно в тореадорских брючках и блузке без рукавов, и, когда машина отъезжала от клиники, их трио можно было принять за маленькую семью, решившую провести день в беззаботном отдыхе.

Миссис Пайпер махала им вслед рукой с задумчивой улыбкой. Она была с Полом с того самого дня, как он открыл клинику,

и очень близко к сердцу принимала его благополучие. Ей нравилась мисс Жюстен, которая, разумеется, была очень красива, но одного взгляда на него с Марни и маленьким искалеченным мальчиком было достаточно, чтобы понять, как он относится к детям. Ему нужна семья, и миссис Пайпер гадала, обсуждал ли он уже эту тему со своей невестой.

Черный «бентли» скользил вдоль утренних городских улиц, где на крышах флиртовали голуби, чьи перья металлически поблескивали на солнце, и веселые цветочные ящики украшали подоконники высоких офисных зданий. Пол с улыбкой посмотрел на Марни.

– Благодаренье небу, вчерашняя гроза не испортила погоду, – заметил он.

– Да, благодаренье небу, – пробормотал Джинджер, старательно обдирая обертку с плитки молочного шоколада.

Марни и Пол расхохотались, и их взгляды на мгновение встретились над головой мальчика. Мягкий ветерок, дувший в окна машины, привел волосы Марни в очаровательный беспорядок, и ее лицо с зелеными смеющимися глазами выглядело словно само воплощение лета – теплым, абрикосовым загаром, приветствующее прикосновения солнца.

– Какой хорошенькой вы выглядите, Марни, – сказал Пол. – Словно сошли с веселой рекламы летних каникул.

Комплимент не смутил ее, потому что она инстинктивно чувствовала, что Пол не заигрывает с ней. Она улыбнулась ему в ответ, потом благодарно приняла липкий кусочек шоколада от Джинджера, который явно считал, что хорошенькую женщину более полезно кормить не речами, а сладостями.

Его глаза, опушенные длинными ресницами, сияли счастьем, и мальчик королем сидел между двух людей, которым почти удалось стереть его печальные воспоминания и показать ребенку, что он тоже может быть любим, несмотря на больное плечо.

В приюте Джинджер, к несчастью, узнал, что есть люди, которые по-разному относятся к здоровым детям и к тем, у кого есть физические недостатки. Он заметил, что именно здоровые дети всегда находят новых родителей. Потом они уезжают жить в красивые дома, где есть сад и очень часто есть братик или сестричка, с которыми можно играть, иногда даже есть собака. Джинджер, казалось, не мог рассчитывать на приемную семью, но в глубине своего сердца, в большой, большой тайне, он считал своей семьей Марни и мистера Стиллмена.

Ребенок хранил эту тайну глубоко внутри. Как бы они удивились, думал он, поглядывая на Пола, потом на Марни с видом собственника. Это были его люди, и он прижался рыжеволосой головкой к Марни, которая начала его щекотать, заставляя заливаться трелью звонких смешков.

Они провели полчаса в Нью-Форесте, кормя лохматых пони из окна машины, а потом добрались до Найтон-Сэндс, где море, похожее на растопленное серебро, набегало на прелестный дикий берег, который никогда не пользовался большой популярностью у широкой публики. Для большинства поездка на море означала ресторанчики с морепродуктами, кафе-мороженые и шумные парки развлечений. То здесь, то там виднелись семейные пары, растянувшиеся на песке, впитывавшие в себя солнце, счастливо избавленные от шума и суматохи более модных пляжей, расположенных дальше по побережью. Ласточки касались крыльями сверкающей воды, а белые и жемчужно-серые чайки стенали над скалами, где просоленные, перепутавшиеся колючки свисали словно занавес над входами в каменистые пещеры утеса.