Дом одиноких сердец
Шрифт:
— Простите, за что вы его так не любили? — вежливо спросила она.
— Да за все, — не задумываясь, ответил тот. Крючковатый нос и тонкие губы делали бы облик Горгадзе карикатурным, если бы не живая злоба, словно пропитавшая его насквозь. — Его все ненавидели. Но убил только я!
Старик с гордостью поднял указательный палец, как будто только что доказал сложную теорему.
Даша опешила, потом собралась с мыслями.
— Вы его убили? — переспросила она, изо всех сил стараясь не нервничать.
— Убил,
— Верю, — быстро ответила Даша. — Только вот следователь сказал, что Петра Васильевича убил случайный грабитель, который через окно залез.
Горгадзе нахмурился и покачал головой.
— Сама придумала? — с легким презрением в голосе спросил он.
— Нет, правда, мне следователь по телефону сказал! Вот поэтому я и удивилась…
— Врет твой следователь, как сивый мерин, — веско произнес старик, кривя рот. — Надо бы и его убить.
Он обогнул Дашу, чуть не столкнув ее в клумбу, и направился к пруду. Открыв рот, Даша смотрела ему вслед. Получается, сын Боровицкого был прав? Петра Васильевича и в самом деле убил сумасшедший старик?!
Не дойдя до пруда, Горгадзе неожиданно развернулся и пошел обратно. Даша и сама не смогла бы объяснить, откуда у нее возникло ощущение опасности. Ей показалось, что старик сообразил что-то и теперь собирается расправиться с ней. «Проша!» — мелькнуло у нее в голове, и она уже открыла рот, чтобы позвать собаку, но тут вмешался новый персонаж.
Горгадзе был в пяти шагах от нее, когда что-то прошуршало сзади и перед Дашей очутился маленький смешной человечек с венчиком волос, обрамляющих идеально круглую лысинку. На человечке была затасканная серая куртка в дырах.
— Ай-яй-яй! — погрозил он Горгадзе пальцем, и тот вынужден был остановиться.
Даше показалось, что она участвует в какой-то не очень удачной постановке. Даже название промелькнуло в голове: «Слишком много стариков». А маленький лысый человечек не отступал, и Горгадзе нависал над ним, словно собираясь клюнуть кривым носом.
— Это Дарья Андреевна, — сообщил человечек с лысиной, — друг моего друга. А ты ее обидеть хочешь. Нехорошо! — укоризненно добавил он.
Даша еще соображала, откуда старичок знает ее имя, а Горгадзе развернулся и пошагал прочь. Неожиданный защитник повернулся к ней, и Даша вспомнила, кто он такой. Местный сумасшедший, Ангел Иванович! Господи, еще один сумасшедший!
— А вы не бойтесь, — тонким голосом сказал Ангел Иванович. — Он не придет больше. Ходит да хвастается, а сделать ничего не может.
Сейчас он говорил совсем не так, как тогда, в лесу. «Картошечки хочется, а мне не дают», — всплыл у Даши в голове просящий голос.
— Он
Ангел Иванович по-птичьи наклонил головку и моргнул.
— Петр Васильевич — мой друг, — нараспев сказал он. — Слушал меня, жалел. Как его убить можно? А ведь убили. Только не этот, нет. Жалко — всех убивают. Тебя не убьют? — Он с тревогой заглянул Даше в глаза. — Нет? Скажи, не убьют тебя?
Столько искренней заботы было в голосе смешного маленького человечка, что Даша быстро помотала головой и, повинуясь порыву, положила руку на рукав Ангела Ивановича. Тот улыбнулся, покивал и попросил:
— Ты уж, пожалуйста, не умирай. Вот друг мой слушал меня, слушал — и умер. А тебе я ничего рассказывать не буду. Ты и останешься живая.
Лицо его неуловимо изменилось — застыло, вокруг губ собрались мелкие складочки, глаза словно помутнели.
— А я ведь не виноват, — сказал он писклявым голосом и вцепился в Дашину руку. — Мне вот что — крики там, или бьют — а я ни при чем! И ведь не скажешь, да, не скажешь! А мне бы по солнышку и по берегу — а топят, и рыбок нет…
Человек залопотал что-то уже совершенно невнятное, раскачиваясь на месте. К ним подбежали две толстые медсестры в толстовках, взяли Ангела Ивановича под руки и нежно повели к пансионату. Он не сопротивлялся, не оборачивался на Дашу. Только прозрачные волосики над его головой трепыхались от ветра, и выглядело это так жалко, что она чуть не рванула за ними следом. Ее остановил негромкий голос за спиной:
— Дарья Андреевна, вы не хотите закончить свои эксперименты?
Даша узнала голос, обернулась.
— Почему же эксперименты, Лидия Михайловна? — ответила она вопросм на вопрос. — Я просто делаю то, о чем просил меня Петр Васильевич, — продолжаю его книгу.
— И о чем она? — после паузы спросила Раева.
— О жизни, — нашлась Даша. И сразу довольно неуклюже перевела разговор: — Скажите, а что с этим стариком, с Ангелом Ивановичем? Он совсем сумасшедший, да?
Раева повернула бледное лицо в сторону удаляющихся трех фигур.
— Да, он очень болен, — подтвердила она. — Мы делаем все, что можем, но он болен не только душевно, но и физически.
В обычных холодных интонациях Раевой Даша с удивлением услышала грусть.
— Лидия Михайловна, — внезапно вырвалось у нее, — зачем вы держите его здесь? Ведь с ним одни хлопоты!
Раева улыбнулась, глядя вслед старичку с лысиной.
— Потому что я решила, что так будет справедливо, — ответила она. — Если в силах одного человека хоть как-то компенсировать страдания, то это должно быть сделано. Потому что божье воздаяние далеко, да я и не верю в него, если ты что-то можешь — сделай это здесь, в этой жизни, своими руками.