Дом: основной инстинкт?

Эпплярд Диана

До меня дошло, что я больше месяца не разговаривала с учителем Ребекки. Я теряю связь со своими детьми. Каждое утро Клэр везет Ребекку в школу, проверяет ее портфель, спортивную форму, флейту, целует ее на прощание. Именно с Клэр учительница говорила о том, что Ребекка не хочет играть на спортплощадке, о ее успехах в чтении или о том, что она отказывается есть манную кашу. Клэр ничего мне об этом не сказала — наверное, не сочла нужным, так как могла разобраться сама. Я услышала об этом только на родительском собрании. Ребекка давно перестала жаловаться, что она не может найти то или это — если что-нибудь потерялось, Ребекка просто говорит, что Клэр знает, где это.

На этой неделе мне приходилось задерживаться

почти каждый вечер. Куча новостей, жесткие сроки подачи в эфир. Я совсем перестала думать о детях и доме, меня словно захлестнул какой-то водоворот событий. Ник прямо сказал мне, что если я буду продолжать в том же духе, то можно не сомневаться, что новая должность будет моей. Чертова Джорджия тоже подала заявление, так что мне во что бы то ни стало нужно получить это место. У нее совершенно нет опыта, и теперь это стало ясно всем. Она брала интервью у переживших железнодорожную катастрофу и была способна задать только один вопрос: «Как вы себя чувствуете?» Никуда не годится. Может, она и красавица, но полная дура.

— Давай немного почитаем, — предложила я Ребекке.

— He-а. Я вчера Клэр читала, а сейчас хочу мультики посмотреть.

Воскресенье, 15 марта

День не задался с самого утра. После рабочей недели я совершенно не могу заставить себя собраться и справиться с двумя маленьким детьми. В полвосьмого утра Том опрокинул свою чашку и разлил черносмородиновый сок по всему полу, а Ребекка громогласно заявила, что не пойдет в бассейн, хотя у нее был зачет по плаванию, и я уже тщательно собрала ее вещи. Я вышла из себя, отшлепала Ребекку и наорала на Тома, который немедленно разрыдался. На него никто никогда не кричал. Мне тут же стало стыдно, и как только Майк вошел на кухню, я расплакалась и выбежала вон.

— Да что с тобой происходит, черт побери! — успел он крикнуть мне в спину, поднимая Тома из лужи и успокаивая Ребекку, которая повторяла, лежа на полу: «Я ненавижу маму!»

В спальне я посмотрела на себя в зеркало. Глаза налились кровью, и меня всю трясло. Почему я ударила Ребекку? Я ведь всегда могла держать себя в руках. Когда Ребекке было столько же, сколько сейчас Тому, мне приходилось по три раза за ночь вставать, чтобы покормить ее грудью, а ведь я тогда работала пять дней в неделю. И я никогда не выходила из себя. Что со мной происходит? Когда Ребекка сказала, что не пойдет в бассейн, я просто озверела. Я тут работаю как проклятая, а она и пальцем не хочет пошевелить, чтобы мне помочь. Моя рука будто сама собой взлетела и ударила ее, прежде чем я осознала, что делаю.

Чем больше времени вы проводите на работе, тем сильнее вы хотите быть со своими детьми, но при этом забываете, как сложно их воспитывать на самом деле. Я ужасно хотела лечь в постель и отключиться, но Ребекка ни за что не пойдет переодеваться в мужскую раздевалку с Майком, так что мне придется самой отвезти ее на занятия по плаванию. Просто не поехать мы тоже не могли, потому что пропустили уже два занятия, и тренер наверняка считает меня самой нерадивой матерью в королевстве.

Мы всегда опаздываем на занятия. Скользя на мокрых плитках, Ребекка судорожно поправляет лямки купальника, я пытаюсь ее обнять, а Том предпринимает попытки вырваться и нырнуть в бассейн. Потом я присоединяюсь к другим матерям, которые чинно сидят и болтают друг с другом. Похоже, что они все знакомы между собой. Как же так получается? Наверное, у нас в школе существует материнская мафия, но меня почему-то туда не приняли. Они познакомились, потому что у них есть время поболтать после того, как они проводят своего ребенка в школу. Это слишком большая роскошь — меня ждут дела поважнее, которые заставляют меня забыть о мелких неприятностях воспитания детей.

Ребекка постоянно

испытывает мое терпение, зная, что упоминание Клэр выводит меня из себя. Я все чаще слышу фразу: «Клэр мне разрешила». Клэр разрешила мне есть конфеты после школы. Клэр сказала, что можно смотреть телевизор до занятий. Клэр позволила мне смотреть эту передачу. Клэр не заставляет меня ложиться сразу после того, как она уложит Тома. Обычно я отвечаю на это:

— Клэр не твоя мама. Я в доме хозяйка.

— Нет, не ты. Тебя никогда нет дома. Я слышала, как Клэр выругалась, когда ты сказала по телефону, что поздно вернешься вечером. Я так хотела, чтобы ты была дома во вторник, потому что я ушибла ногу на физкультуре и хотела показать тебе синяк, но Клэр не разрешила мне дожидаться тебя и отправила в постель. Она рассердилась и прогнала меня в спальню, а сама смотрела телевизор. Я лежала одна и плакала, и никто не пришел меня пожалеть.

Когда я спустилась вниз, Майк уже со всем справился. Он выругал Ребекку за то, что она нагрубила мне, переодел Тома и вытер лужу на полу. Еще он сказал, что посидит с Томом, так что я могу спокойно отвезти Ребекку. Я знаю, что он собирался встретиться с Биллом и взять у него газонокосилку — на следующей неделе мы выставляем дом на продажу. Ребекка надулась и всю дорогу со мной не разговаривала, но зачет все же сдала. Я выложила пять фунтов за значок (обязательно пришью его на форму, честное слово) и купила ей конфет. Я хотела ее обнять, но она отвернулась.

Среда, 26 марта

Начиная с прошлых выходных к нам в дом ломятся толпы народа. Сначала меня это забавляло, но постепенно начало надоедать. Приехал агент по недвижимости на новеньком «Лэнд ровер дискавери», с мобильным телефоном и в полосатой рубашке. Он был настроен чрезвычайно оптимистично и сказал, что никаких проблем с продажей дома не будет. «Какая жалость, что мне самому не нужен дом», — сказал он (уверена, что мы первые клиенты, которым он сказал что-либо подобное). Он предложил понизить цену, но мы сказали, что тогда нам не хватит на новый дом. Он задумчиво пожевал антенну своего мобильника и сказал, что посмотрит, что тут можно сделать. Жадная акула. Разница в цене не слишком отражается на комиссионных, но чем меньше мы запросим за дом, тем быстрее его купят, а значит, и агент получит свои деньги быстрее.

Я снова начала сомневаться в том, что мы поступаем правильно и у нас все получится. Когда к нам пришли первые покупатели, я была полна энтузиазма, запихнула в духовку буханку хлеба (купленную в магазине), чтобы в кухне царила атмосфера уюта, и поставила на плиту только что смолотый кофе. Но это были какие-то крестьяне, которые обшарили весь дом и ткнули нас носом во все его недостатки, коих нашлось с избытком. Я отчаянно пыталась исправить положение (должны же у нашего дома быть какие-нибудь достоинства). Когда они распахнули дверь чулана, в котором хранится чистое белье, и стали его разглядывать с выражением крайнего отвращения, им на головы упал здоровенный кусок штукатурки. Я чуть со стыда не сгорела. Майк поначалу тоже был настроен оптимистично, но в воскресенье (к пятой партии покупателей) он решил пустить в ход психологию и действовать от противного. Надо сказать, он позабавился на славу.

— Тут у нас есть развалюшка, где мы храним садовый инвентарь, — говорит Майк, пока мы пробираемся через сад, скользя по грязи. — Совсем маленькая, и крыша протекает.

— А какое у вас отопление?

— Масляное. Безумно дорого обходится, — отвечает Майк.

Ребекка внезапно воспылала любовью к своей комнате. Во вторник я застала ее в слезах.

— Что случилось, малыш? — спросила я, садясь рядом и обнимая ее.

— Я не хочу переезжать! — провыла она. — Это наш дом! Я не хочу жить в другой комнате!