Дом падших ангелов
Шрифт:
Мимолетное объятие Мэри Лу. Долгое объятие – Ла Глориозе. Вдохнул запах ее волос. Но на нее он не смотрел. Глаза прикованы к крошечному созданию, которое было его матерью. Он подошел к кровати, наклонился, словно склоняясь перед ней.
Взял за руку и произнес:
– Мама, я пришел.
– Что? – спросила она.
Он повторил громче:
– Мама, я пришел.
– Que? [65]
– MADRE! – гаркнул он. – AQUI ESTOY! [66]
65
Что? (исп.)
66
Мама!
– Ay, Hijo [67] , – пожурила она. – Я не учила тебя быть таким грубым. Что с тобой такое?
И умерла.
Он исполнил свой долг – заранее встретился со священником матери, выписал ему чек за услуги. Они недолюбливали друг друга. Старший Ангел знал, что этот противный маленький святоша терпеть его не может. Ходили слухи – Старший Ангел, кажется, переспал со всеми сестрами своей жены. Так сплетничали в приходе. И папаша Старшего Ангела, поди, был такой же. И ни тот ни другой никогда не исповедовались. Поговаривали, что Старший Ангел или протестант, или мормон, или франкмасон. А может, вообще розенкрейцер. Или иезуит! Или все разом.
67
Ой, сынок (исп.).
Старший Ангел не одобрял зубы священника. Следующее, что его возмущало после «времени по-мексикански» и жалких оправданий, были плохие зубы. Мексиканцы не могут позволить себе иметь плохие зубы, если хотят, чтобы гринго относились к ним серьезно. Золотые коронки тут не помогут, хотя мексиканцы уверены, что с золотом во рту выглядят как богатеи. У этого священника зубы были как у крысы, он даже слегка присвистывал при разговоре. А когда разойдется всерьез, начинал плеваться, как газонная поливалка.
Сунув чек в карман, священник наставительно проговорил:
– Не опаздывайте. Я занятой человек.
– Опоздать! – взвился Старший Ангел. – Как вы себе это представляете?
– Вы же знаете своих мексиканцев. – Крысиная ухмылка. Игривое похлопывание по плечу.
Старший Ангел в бешенстве выкатил из сакристии.
Gracias a Dios
Воспоминания всегда вторгались непредсказуемо. Хруст, когда дубинка врезается в голову человека. Как ноет при этом запястье. Он не хотел никого убивать. Иногда он внезапно просыпался от этой мысли. А порой резко мотал головой, воскликнув «Нет!» во время телешоу или за завтраком, и все считали, что просто папа есть папа, вот такой он. Ангел яростно потер виски, чтобы прогнать мысль. А еще запах бензина на ладонях. Он был уверен, что все остальные тоже его чувствуют. Шум пламени все еще звучит в ушах, жизнь спустя.
– Мы опаздываем, – провозгласил он. Еще раз.
Все уже устали
А потом бурно разрослись в животе. Рентген и МРТ, уколы и отрава в вены. А после – токсичные таблетки и таблетки, воняющие гнилой рыбой, и облучение. И в награду – тени в легких. Он проклял каждую выкуренную сигарету. Проклял самого себя. А потом начали сохнуть кости. Лекарства, и железки, что вставляли в уретру, и облучение вконец их доконали.
– Вы умрете не от рака как такового, – сказала ему доктор Нагель во время последнего осмотра. – Случится системный коллапс. Откажут почки. Сердце. Или разовьется пневмония. Дух ваш крепок, но тело изношено.
– Сколько?
– Мой прогноз – месяц.
С тех пор прошло три недели. Когда сестра выкатила его в кресле из кабинета, он улыбался, будто выиграл в лотерею. Встревоженная Перла с красными зареванными глазами. Минни, нервно заламывающая руки и теребящая в пальцах кончики волос, и героический Лало, скрывающий слезы скорби за темными очками. И все поверили Старшему Ангелу, потому что им нужно было верить. Потому что они всегда ему верили. Потому что он – их закон.
– Флако, – пролепетала Перла. – Что они тебе сказали?
– Что-что, – сказал он. – Что я болен. Но мы и так это знали.
– Но сейчас ты нормально, пап?
– Ну конечно, Лало. Я же говорил тебе, что я в порядке.
Минни крепко обняла, и он чуть не задохнулся в ее волосах.
– Могло быть хуже, – сказал он Перле.
– Как это? – выдавила она сквозь слезы.
– По крайней мере, у меня нет геморроя.
Она бы шлепнула его по руке, но с тех пор, как заметила, что у него мгновенно появляются синяки, оставила эту привычку.
Он устал орать на то, что поселилось в его теле. Ярость расплескивалась на окружающий мир, отравивший его. Кто-то же его погубил. Может, стряпня жены. Наверное, дело в покрытии на сковородке. А может, все из-за того, что семейка трепала ему нервы. Сальса. Мясо. ДДТ. Он подозревал высоченные сэндвичи с пастрами, от которых никак не мог отказаться, сколько ни пытался. Или мексиканскую пепси с соленым арахисом. Или Бога. Или время: час настал, ублюдок.
Он стукнул по спинке водительского сиденья, но удар был так слаб, что сын ничего не почувствовал.
– Не волнуйся, папа. – Минни погладила его по плечу.
Он сердито вырвался.
– Минерва! – заорал он. – Ты делаешь мне больно! Стервятники все вы!
Она молча смахнула слезинку. В сотый уже раз. Но только одну слезинку. Ну и к черту.
Жена вздохнула. Сын выдул пузырь из жвачки, наполненный сигаретным дымом. Цигарку он высунул в щель окна. Старший Ангел видел, как струится дымок.