Дом Павлова
Шрифт:
О сержанте-«домовладельце» Дронов, конечно, знал. И из записок Кокурова, да и во фронтовой газете о Доме Павлова писали. И конечно, приятно читать, когда хвалят твоих людей…
— А ребята там подобрались молодцы, — продолжал полковник. — Крепко держатся. Только, надо полагать, противник их в покое не оставит… Это у него кость в горле.
И командир полка подробно обрисовал предстоящие третьему батальону задачи.
— А теперь попьем чайку, Виктор Иванович? — пригласил Елин в заключение. — Надо же отметить возвращение!
Дронов смущенно поблагодарил, но отказался — он торопился к своим. Полковник
Наконец ординарец повел Дронова «домой» — на КП батальона.
— Все еще в тюрьме сидите! — хмуро пошутил командир батальона, следуя к своему командному пункту. О, это место ему запомнилось. Ведь именно здесь, на пороге своего КП, он, как это определил комиссар батальона Кокуров, ухватился за поганую пулю…
Формусатов промолчал. Он гордо вел своего командира, предвкушая эффект от маленького сюрприза, приготовленного ко дню возвращения капитана из медсанбата.
В батальоне их уже ждали.
— Богато живете, — одобрительно оглядываясь, заметил комбат.
Это замечание Формусатов воспринял как похвалу себе. Ведь именно его стараниями просторный подвал разрушенной тюрьмы принял и вправду комфортабельный вид. В глубине стояли две кровати, покрытые ватными одеялами. Стены у кроватей завешаны огромными коврами; коврики поменьше устилали пол. Были здесь и письменный стол, и диван с высокой спинкой, и даже обеденный стол со стульями вокруг. Правда, несколько нарушала уют снятая с петель и покоившаяся на пустых ящиках дверь. Но такое нарушение стиля, видно, не смущало Формусатова, Тем более что сооружение предназначалось для телефонистов. Помещение хорошо освещалось лампами, сделанными из снарядных гильз.
— Это он все мастерит, — кивнул Жуков на ординарца, уже хлопотавшего вокруг банок с консервами.
Тем временем в штабе начал собираться народ. Первым пришел комиссар Кокуров, а когда весть о возвращении комбата распространилась, появились все, кто мог отлучиться, — пришли командиры рот Наумов и Дорохов, пришел политрук Авагимов, и, конечно же, поспешила Чижик — санинструктор Маруся Ульянова, оказывавшая Дронову первую помощь.
Вернись командир батальона после ранения в другое время, разговор затянулся бы до утра. Но теперь противник жмет. С часу на час может повториться вылазка.
Командиры рот коротко доложили обстановку. И хотя все было в порядке, Дронов решил немедленно осмотреть оборону трех опорных пунктов батальона: мельницы, Дома Заболотного и Дома Павлова.
Начали с мельницы. Седьмая рота Наумова, занимавшая здесь оборону, сильно поредела. А мельница стоит, как скала.
До чего ж крепко сложены эти старые мельничные стены! Сколько снарядов на них обрушилось, а им все нипочем…
В сопровождении Авагимова и Наумова комбат прежде всего обошел три вынесенных вперед пулеметных гнезда. Их огонь держит под контролем всю площадь Девятого января и достигает «молочного дома» — вражеского опорного пункта по ту сторону площади.
Стояла холодная ночь. Начались осенние дожди, и хотя уже несколько дней как перестало лить, раскисший грунт не просыхал. В тяжелых тучах, обложивших небосвод, отражалось зарево пожара. Грохотала канонада — это в районе заводов продолжался бой.
— А тут братья Карнаухи, — сказал Наумов, проводя Дронова по боковой траншейке в очередной окоп. — Земляки того самого Глущенка, что вместе с
Капитан хорошо помнил этих уже немолодых солдат. Шестеро «старичков», земляков-ставропольцев, прибыли в батальон одновременно. Все попросились в одну роту.
В просторном окопе поеживался у ручного пулемета Тимофей Карнаухов. Его двоюродный брат, потягивая самокрутку, прикорнул. Увидев начальство, солдаты подтянулись.
Ну как, дружки-землячки, вышибаем из Гитлера дух? — спросил Дронов.
— Вышибаем, товарищ капитан, — ответил за обоих Тимофей. — Только дух в Гитлере дюже тяжелый, никак не вышибешь…
— Правильно говоришь, дружок, сильно тяжелый. А вышибать все же придется нам, никому другому…
Слабый свет ракеты, медленно опускавшейся где-то вдали, заглянул и сюда. Наметанный глаз Дронова отметил здесь полный порядок… Проверив пулемет, комбат отправился дальше.
В подвале мельницы, как и месяц назад, рассыпана пшеница. Груда заметно уменьшилась.
— Малость подъели? — кивнув на зерно, сказал Дронов.
— Что б мы делали без нее! — ответил Авагимов.
— Даже «трубочиста пустили», — вставил Формусатов.
— Какого такого «трубочиста»? — удивился капитан.
Пришлось объяснить. Когда случались перебои с доставкой продуктов, единственной едой была эта пшеница. Ее варили и пропускали через мясорубки.
Однажды на мельничном складе под грудой щебня нашли бочонок растительного масла. Какой-то «знаток» определил: прованское! Обрадовались и нажарили из крутой каши котлет. Прошло несколько часов, и все, кто лакомился, заболели животами. Начался переполох: шутка ли — массовое отравление! Но вскоре тревога сменилась общим весельем. Просто масло в бочонке оказалось не прованским, а касторовым… Тут и родилась прибаутка «пустили трубочиста» — мол, при грубой пище даже полезно разок принять слабительного… Тем не менее охотников до жареных на касторке котлет что-то не находилось больше. А кашу из зерна продолжали варить, и гора пшеницы помаленьку таяла…
На мельнице осмотрено все. Наумов проводил комбата по огневым точкам, поднялись и на разрушенный чердак, где устроили свой наблюдательный пункт минометчики. Всем, что он увидел, Дронов остался доволен. Молодец Жуков, управился. Видать, хлебнули тут, пока он отлеживался на чистых простынях.
Все же дотошный хозяин не мог оставаться спокойным, пока не осмотрит каждый закуток.
— А это куда? — спросил он Наумова, приметив еще какие-то траншеи. Они протянулись вдоль тыловой стороны мельницы, выходящей на Волгу, и резко отличались от всех остальных.
— Это дорога к водоему, — объяснил командир роты. — Здесь по воду ходят из Дома Павлова.
Дронову рассказали о том, что в этом доме застряли мирные жители, и комбат ужаснулся. Как они там, в том кромешном аду?
— Траншею к водоему придется углубить, — сказал он Наумову. — А то пока на брюхе проползешь, всю воду расплескаешь… Мартышкин труд… Ну, а теперь пошли к домовладельцу…
К Дому Павлова шли по ходу сообщения, вырытому в полный профиль. Здесь на открытой местности, шум клокотавшего в заводском районе боя слышался явственнее. Дронов отметил, что траншея в порядке, достаточно глубокая, и даже длинному Формусатову не приходится нагибаться. Местами на дне уложены кирпичи.