Дом потерянных душ
Шрифт:
– Но я и не буду сидеть сложа руки, – предупредил он. – Да и знаешь ты не всё…
Дрёма снова пожала плечами. Узелки на плетении превратились в хрустальные колокольчики, мягко зазвенели при ударе друг о дружку.
– Твоё право. Твой город. Не всё, что ты знаешь, знаю я. И наоборот. Но ведь так и должно быть, не правда ли?
В ответ – тишина. Он не шевельнулся, но Дрёма сумела разобрать кивок. Так-так, дают ей волю, пусть и будут следить.
– Смотри, сама признала…
– Конечно.
Спустя несколько
– Вот же ж… Всё по-своему норовит сделать. А то, что меня слепит, так ему всё равно. Ну, ничего, Гюрг, мы ещё поговорим…
И накинула на храм своё плетение.
День пролетел на невероятной скорости, практически ничем не отличаясь от предыдущего. А вот вечер тянулся: медленно, душно, не желая уступать место ночи.
Тамила сидела на балконе и молча смотрела на заходившее солнце. Тонкая сигарета в длинных пальцах тлела, выпуская сизый дымок. Во рту растеклась горечь табака с привкусом вишни. Мать всегда говорила, что курить такие сигареты могут только интеллектуалы, непризнанные гении и извращенцы. Тамила не относила себя ни к одной из этих категорий, однако мать периодически приписывала ей их все сразу.
– Ты могла бы быть учёным, – глухой голос матери, кажется, отталкивается от серых стен квартиры, дрожит, миг – и рассеется пылью. – Сколько собрала красных дипломов? Один, два? У тебя золотая медаль лежит в коробочке. Зачем?
Каждый разговор с ней – очередное напоминание, что из блестящего, талантливого ребёнка ничего не вышло. Ничего – это экономист, это цифры в глазах, это прокуренный голос, деньги каждый месяц, часть которых получает мать, и безразличие ко всем выговорам.
В гости к родителям Тамила старалась ходить нечасто. Собственные недостатки не казались столь удручающе огромными, когда глухой голос вновь начинал повторять:
– Ты бы могла… Ты же раньше… Почему же не сейчас?
Вопрос стекает расплавленным железом. После не остаётся ни мыслей, ни желаний – только пепел и пыль. Так бывает в местах, где века назад прошёл поток раскалённой лавы. В местах, где больше ничего не будет.
Сигарета догорела, кончики пальцев обожгло. Тамила поморщилась, потянулась за пачкой и достала новую. Налетел прохладный ветерок, шевеля каштановые волосы. Вся она – сухая, стройная, смуглая, с карими в черноту глазами. И движется резко и быстро, никакой пластичности и очарования. Да и… сложно быть нимфой в тридцать два. Уж скорее дриада, не старая, но уже не мечтающая о юности.
Тамила сделала глубокий вдох, только надышаться всё равно не вышло. Прохладный ветер, но какой… неправильный. Духота смеялась над людьми, ветер ничего не мог с ней поделать.
Щёлкнуло колёсико зажигалки, табачная горечь снова полилась вишнёвой
– Борька, стой! Куда на дорогу?! Ну я тебя сейчас!
Ребёнок замолк, Тамила глянула вниз. Мальчик лет пяти растерянно стоял посреди дороги и смотрел на приближавшуюся женщину в зелёном платье. Из-за поворота, сверкнув фарами, будто хищник глазами в темноте, повернула приземистая машина.
«Идиот какой-то, – подумала Тамила, – фары не забыл включить, а объехать детскую площадку ума не хватило».
Машина рыкнула, молодая женщина ухватила ребёнка, моментально забыв, что хотела наказать, и метнулась в сторону. Машина на скорости пронеслась мимо. Женщина в зелёном не двигалась, молча глядя ей вслед.
Тамила чуть нахмурилась. Почему-то вспомнился вчерашний разговор в метро. Истеричная девица и старая сплетница – не та компания, о которой нужно думать. Разговор с ними был странным.
Украсть ребёнка. Она затянулась, выпустила дым. Таким может заниматься кто угодно. На органы там – или что-то иное. Достаточно на свете богатых бездетных пар, готовых отдать любые деньги за младенца.
Она передёрнула плечами и раздавила окурок в пепельнице. Сволочи. Всё равно таким нет прощения. Из корыстных целей они делают несчастными настоящих родителей.
Тамила прикрыла глаза. Настроение ни к чёрту. Внезапно пришло воспоминание. Даже не воспоминание, а его тень, вытянутая и трепещущая, такая бывает от пламени свечи, которое сдувает ветер.
Внизу снова кто-то закричал, но она уже не стала смотреть туда. Нечего. Бабки на скамейках у подъезда завтра преподнесут все новости на блюдечке с голубой каёмочкой. Вновь раздался скрип ржавых качелей, залаяли собаки. Непутёвый Борька, кажется, опять выскочил на дорогу – слышны крики его матери. Можно бесконечно наблюдать. Ничего не изменится.
Тамила открыла дверь и вошла в комнату. До этого кондиционер не зря работал около часа – ночью можно было спокойно спать. Но спать ей не хотелось. Она прошла на кухню, взяла тусклую турку, сыпанула кофе, залила водой и поставила на огонь.
«Надо бы почистить турку», – рассеянно подумала Тамила, глядя на готовящийся напиток.
– Нелепые аристократические замашки, – прозвучал в ушах голос отца, хриплый, странно звучный, будто в трубу кто насыпал песка. Вроде всё слышно, но при этом есть ощущение фальши и неправильности. – Варят кофе бездельники и гурманы, как твоя мать.