Дом проблем
Шрифт:
Ваха распрощался, но взбудораженный неожиданной информацией, не мог дома уснуть. Рано утром он вновь был на даче Захаровых.
— Что случилось, Ваха? — хоть она и женщина, в возрасте, да он почти все как есть ей рассказал, тем более что она Кнышевского, соседа, тоже знала.
— Вообще-то этот Кныш мерзкий был тип, — откровенно говорила Захарова. — И Яша его не любил, называл стукачом. Но раз ты просишь. Натан! Позовите Натана.
Они вместе завтракали:
— Натан, я тебе о Вахе много рассказывала. Он нас не раз спасал, помогал. А сейчас он мне как сын, Аиде — брат родной.
Ваха понял — это был настоящий разведчик, профессионал. Рассказ Мастаева его не удовлетворил, и он еще очень много задавал, казалось бы, совсем не по теме вопросов, выяснял нюансы, кое-что на непонятном для всех языке записал, но ничего не обещал. Более его Ваха не видел и даже позабыл.
А прошел месяц-полтора, и на совещании главный менеджер компании «Захаров и партнеры» сообщил:
— Ваха Ганаевич, какой-то делец из Австрии предлагает нам компьютеры и комплектующие по очень смешной, низкой цене. — Упорно визу просит, хочет приехать, сотрудничать. А у нас договора на год вперед.
— Ну а что мы теряем? — прозорлив начальник. — Дайте визу, а вдруг, действительно, выгодно.
И об этом эпизоде Мастаев, естественно, забыл. А вот вскоре менеджер зашел к председателю:
— Ваха Ганаевич, помните новый партнер из Австрии? Прибыл. Прайс — вроде ничего, хотя я понял — в технике он ни бум-бум. С вами лично хочет переговорить.
— Переводчик на месте?
— А он по-русски сносно болтает, можно понять.
Такие встречи не редкость, однако, увидев этого бизнесмена, Мастаев насторожился. А гость широко улыбается. И еще не успел сесть, как вместе со своей визиткой прямо к глазам поднес еще одну — «от Натана Захара».
Сев, говоря общие приветствия, иностранец почему-то осмотрел потолок, потом перешел к контракту, а позже:
— Почему бы нам не обсудить наше дело в более теплой обстановке. Я очень люблю русскую кухню.
Вечером они ужинали в ресторане, и партнер говорил:
— Для Натана и его друзей — все бесплатно. Но есть моменты, где надо проплатить.
— Я готов, — на следующий день был заключен контракт на поставку компьютеров, и как предоплата первая сумма ушла в Европу.
С тех пор еще раз приезжал «бизнесмен» из Австрии. И на сей раз так совпало, что концерт Марии и эта встреча почти одновременно.
Они встретились в огромном, шумном пивном ресторане на Новом Арбате. Информация потрясающая. На счетах оффшорных фирм в двух крупнейших швейцарских банках — «UBS» и «Swiss Credit» — огромные суммы, принадлежащие Кнышевскому.
— А знаете, кто второй доверитель счета, партнер? — улыбается иностранец. — Вы — Ваха Мастаев. Есть копии вашего паспорта, загранпаспорта и справки об «опекунстве» из суда.
— У меня никогда не было загранпаспорта, — удивился Мастаев.
— С такими деньгами, тем более в России, господин Кнышевский многое мог.
— А сейчас он жив?
— Абсолютно так. Ибо ежемесячно, а иногда и чаще, с его собственноручной подписью, приходит требование перечислять небольшие, по их масштабам, суммы — миллионов пять-десять-двадцать на другие оффшоры, на далекие острова.
— А почему не все сразу?
— Очень опасно. Такая сумма. Масса подозрений,
— А подпись Кнышевского — не подделка?
— Все подписано собственной рукой, экспертиза подтверждает. Более того, ведь Кнышевский каждый раз сам лично в банк звонит, все объясняет и просит.
— Вот это да! — Мастаев потрясен.
— Есть вариант, — предлагает агент. — Вы выезжаете из России, мы гарантируем — вас никто не достанет. Объясняете ситуацию, и через год, по решению суда, как наследник — вы очень богатый человек, потому что Кнышевского уже не будет, и никакой розыск его не найдет.
— Нет, — категорически возразил Мастаев, и не только потому что из-за малейшего поползновения Кнышевского ликвидируют, он не хочет к этим деньгам отношение иметь, зная, что они «заработаны» на чеченских войнах. Но это в прошлом, а ныне Митрофан Аполлонович — друг, в тяжкой беде, в неволе. И Ваха интересуется:
— А кто «выгребает» со счетов, узнать можно?
— А там оффшоры. Но, я думаю, вы догадываетесь, люди не простые, себя просто так в обиду не дадут.
— И долго еще будут «выгребать»?
— Вы хотите спросить, сколько еще Кнышевскому жить? Факторов много. Аппетиты. Финансовое и политическое положение в мире и в России. Думаю, полгода, максимум год.
— Следом я и мой сын, — почти утвердительно сказал Ваха.
— Да, — сух голос иностранца.
— Что мне делать?
— Не знаю, — грустно улыбнулся агент. — Но то, что в вашем голосе и взгляде нет паники, — вселяет оптимизм.
— Мне надо найти Кнышевского. Лишь вместе мы сила.
— Да. Лишь вместе вы выживете. В связке вы одной, — угадал иностранец. — Что мы могли — сделали. А в России свои законы, свои спецслужбы, не всегда работающие в интересах страны. Ведь Россию умом не понять. Здесь мы бессильны. До свидания.
Мастаев остался один. В ожидании счета он думал, какой сегодня неудачный день. Вначале встреча с Марией — не в радость, затем этот кошмар.
В таком ужасном настроении он вышел на Новый Арбат. Под стать его состоянию была и погода в Москве: низкие, темные тучи; нудный, моросящий дождь, ветра нет, зато смог, разъедающий его больные легкие, гул бесконечной вереницы едва ползущих машин, похабная мелодия из динамиков на всю округу; и хмурые, отчужденные, унылые лица кругом.
— Эх, сейчас бы в родные горы Кавказа, на Басхой-лам, подышать чистым воздухом, хотя бы напоследок, — приговоренно подумал Ваха. Тут же вспомнил своего сына, Марию. «Да что я за мужчина? Или меня моя мать в яслях-качалках растила? Или я трус — сдаюсь? Почему я не могу защитить своего сына? А ведь у зятя Кнышевского, замминистра Смирнова-Деревяко двое сыновей. Вот и надо, как легендарный Инкота, над костром станцевать. Да, он в Москве, как чеченец, никто. К тому же, может быть, под присмотром, а может, просто почудилось — мания величия. В любом случае — ну и что? Ну и что, что его проглотили и он в чреве чудовища-кита. Ведь это хорошо, значит, он еще герой и должен, обязан «станцевать» на сердце тирана. А ведь Мария не зря накануне сказала: блеска в глазах нет. Отъелся, жирком оброс, москвич, обыватель, согласный с «итоговым протоколом», у которого и выбора нет.