Дом с закрытыми ставнями
Шрифт:
А вот так! Хитришь все. Дай–ка я подкину!
Уговор был раз кидать! — заорал дед.
Отец яростно засопел, прошелся из угла в угол и вдруг уставился на дедов узор и ехидно засмеялся.
Твой орнамент вообще нельзя показывать, — торжествующе заявил он.
Ты чего это? Белены объелся? — изумился дед, вытаращив глаза на отца.
Что ты изобразил? Ведь звезда получилась. Грех это. Накажет тебя господь…
Так, так… — дед побагровел и вонзил глаза в отцовский узор. — А у тебя, Никишка, вверху как бы талия женская вычерчивается. Это уже прелюбодеяние. Тобой во время работы дьявол руководил.
А
Эх и взъярился дед! Он схватил одну отцову доску,, да как треснул ее об верстак — она и разлетелась на половинки. Отец взвыл. Я и оглянуться не успел, как они схватили друг друга за грудки и повалились на кучу стружек и опилок. Я испугался и выбежал из мастерской…
ПОЛОВОДЬЕ
Зима еще злилась. Были морозы по утрам.
Я принес в класс стеклянную банку, налил воды и опустил в нее березовые веточки. Скоро они выпустили ребристые, липучие, душистые листочки. Зелень радовала душу.
Снег затвердел, покрылся блестящей коркой.
Ишь, весна–то покрывало выбросила! Стало быть, тепло идет, — говорили бабы.
И оно пришло. Зазвенели ручьи. Проснулся мой любимый родник. Я пришел с ним повидаться. В саду проталины курились легким паром. Под каждым деревом образовались ямки, а в них торчали кустики брусники. С елей падали сосульки и, рассыпая искры, вонзались в снег.
На завалинки, на бревна у калиток выбирались из домишек старики и старухи. В огороды скот выпускали. Мать тоже вывела в огород Зорьку. Бросила ей охапку сена, а она не ест, на солнце смотрит и мигает огромными глазищами. Соскучилась. Шерсть на Зорьке черная, блестящая. На лбу, поперек — белая полоска. Потому и назвали ее Зорькой. Я подошел к ней, погладил ее лоб. Шерсть от солнца нагрелась, пахла хлевом. Едва я отошел от Зорьки, как на ее широкую спину сели скворцы и ну перышки чистить, а Зорька стоит и не шелохнется. Почистили скворцы перышки, легли, клювы под крылышки спрятали — задремали. Тепло им, хорошо, да и хитрая кошка не подберется, — не пустит ее Зорька.
На прошлогодних огуречных грядах рылись куры.
Я пошел в лес за медунками. Они росли на буграх и солнечных полянах. Нарвал их целый пучок, очистил, съел. Вкусом они напоминали зеленую дыню. Увидел я барсучиху с детенышами. Вышли на промысел из норы, нюхали, царапали коготками землю, стряхивали с сухих былинок всяких жучков да букашек. Перед тем, как идти домой, я собрал букет подснежников. Они бывают разные. На солнцепеке — белые, а в тени — синие. Походил немного, и к моему букету прибавился желтый гусиный лук, сиреневые хохлатки и трехцветные фиалки–виолы. Вернулся домой, отдал матери цветы и вышел во двор. К обеду стало теплее, земля пуще размякла, но теневые стороны дома еще были влажны и кое–где белы от инея. Дед выкидывал из конюшни навоз. Прилетела стая воробьев, села на кучу и дружно закопошилась в ней, подняв крик. Летали первые весенние красные бабочки. Из щелей забора выползали божьи коровки. Высоко в небе пролетели гуси. Где–то на голых деревьях подняли шум грачи. Пахло дымком, дегтем от телеги,смолой от ворот, молоком и сырой землей.
В одну из темных ночей вдруг раздался треск, звон, шум — начался ледоход на Оби.
Едва рассвело, а люди уже высыпали на берег.
Силища–то
Я подошел к Маркелу:
Где ты видишь корыто, дядя Маркел?
А! Кудрявцев внук! Ну, подойди ближе, покажу, — Маркел обнял меня и показал на розово–фиолетовый горизонт реки.
Экой лодырь, не мог добра вовремя прибрать! — осуждали мужики беззаботного хозяина. Они курили, опускали уши у шапок, спасаясь от сырого холодного ветра.
Гляди, волк плывет! — закричал Филька.
Я всмотрелся и на самом деле заметил волка.
Что? Попался, шкурник! — Маркел захохотал.
Волк прыгал с льдины на льдину, пытаясь добраться до берега.
И волку неохота умирать! — сказала Фрося.
А кому охота? — откликнулся Филька.
Эх, чичас бы его из берданки! — проговорил 'Маркел.
А вон ружье–то! — показал я на идущего к нам дядю Савелия.
Маркел оглянулся:
Батюшки! Савушка, родимый, быстрей сюды!
Быстрей, быстрей! — закричали мужики.
Дядя Савелий, смешно перебирая ногами, обутыми в чесанки с калошами, побежал.
Что случилось? — спросил он.
Ружье! Ружье давай! — заторопился Маркел и сдернул с его плеча берданку.
Ружье ахнуло, волк подпрыгнул и шлепнулся на льдину.
Готов! — закричали мужики.
Беги за ним, Маркел, за шкуру три сотни получишь!
Выпили бы за твой счет.
Да водки–то в магазине нет.
Есть. Для сплавщиков целую машину привезли» Аврал будет.
Это какой аврал?
Субботник, понял? — объяснил дядя Савелий. —
Для ГЭС фундамент закладывать начнем.
Так, значит, лектро в каждой избе засветится? — спросил Маркел.
В каждой, а кто на закладку придет да поработает как следует, тому электричество в первую очередь.
Ура! Братцы! Свет будет! Свет! — закричали мужики.
Белые льдины с зелено–голубыми краями шли тихо и величаво, неся на своих спинах остатки давно по- < тухших костров, вмерзшую лодку, обрывки тропинок, обглоданный волками скелет коровы, темные глазки прорубей, избушку–времянку рыбнадзора. Задние льдины напирали на передние и вдруг с хрустом полезли на них.
Вода шипела, вздувалась гребнями белой пены, бурлила, клокотала.
Бабы! — закричала Дора, спускаясь к реке. — Говорят, помоешься талой водой, красивее будешь.
Мойся, мойся! Может, кто и полюбит! — крикнула Фрося.
А чо? Ермолавна ничо баба, — заступился Маркел.
Дора ухватилась рукой за цветущую вербу и стала умываться.
Гляди–ка чо, и в самом деле красивей стала, сказал Маркел, тоже опускаясь к реке. — Смотри, а то враз полюбишься мне, — Маркел хлопнул ее по спине. Все бы тебе заигрывать, старый черт, — разгибаясь сказала Дора.
Да как же не заигрывать, давно на тебя зуб точу, — Маркел обнял Дору за талию. Самогончику–то небось нагнала к пасхе? Пригласи пробу снять?
Отстань! Прилип, как смола, — Дора оттолкнула его.
Мужики и бабы, толпясь на берегу, пели песни, переговаривались, смотрели на ледоход.
А между тем на одном из перекатов льдины застряли, полезли друг на друга. Неожиданно возникла крепкая плотина. Вода быстро прибывала. Хотя поселок и стоял на высоком берегу, жители забеспокоились, с опаской поглядывая на затор.