Дом шалунов
Шрифт:
Несмотря на свою доброту, Александр Васильевич был очень вспыльчивым.
— Ня, ня, ня, ня! — тихо, но все же слышно отвечало эхо.
— Молчать!
— Ать! — отвечало эхо.
— Я вам задам! — окончательно вышел из себя директор, сердито топая ногою.
— Ам, ам, ам, ам! — залаяло эхо.
М-r Шарль нахмурился, покраснел, подошел к директору и шепнул ему что-то. Директор покраснел тоже и, оглядев внимательным взором мальчиков, произнес строго:
— Витик Зон, это ты! Я узнаю тебя, бездельник!
— Право
— Не смей меня морочить, ты, шалопай (это было любимое слово Александра Васильевича), — прикрикнул на него директор. — А ты там, тот, на комоде, слезай сейчас! — обратился он через головы остальных мальчиков к Миколке. — Сейчас же слезай. Больные не сидят на комодах, а лежат в постелях. Понял? — заключил директор самым суровым тоном, какой только имелся в запасе у этого доброго человека.
Но Миколка не двигался. Он по-прежнему сидел на комоде, болтал босыми ногами и во все глаза глядел на странного заросшего волосами человека, какого он в жизни своей еще и не видал.
Все в этом странном, волосатом человеке было чудно и диковинно для Миколки: и заросшее лицо, и длинные, загребистые руки, и нос пуговкой, и узкие щелочки-глаза.
М-r Шарль, видя, что мальчик не двигается, подошел к нему, взял за руки и потянул с комода.
— Гам! Гам! Гам! — неожиданно залилась Кудлашка и, кинувшись к французу, свирепо оскалила зубы на него.
Жираф побледнел. Он заметно испугался.
— Ах, ти, дрянной собашенк… Кусять меня хошеть! Пошель, пошель, дрянной собашенк! — закричал он на Кудлашку.
Но «дрянной собашенк» и не думал уходить. Он уселся у ног Миколки и продолжал свирепо скалить зубы.
Глаза директора, внимательно и зорко оглядывавшие комнату, остановились между тем на грязном, запятнанном одеяле, покрывавшем постель.
— Кто запачкал одеяло? — произнес он, стараясь придать суровое, злое выражение своим добрым глазам.
Молчание.
— Кто запачкал одеяло, спрашиваю я! — еще строже повторил свой вопрос Макака.
Опять молчание.
— Кто же, наконец?
Мальчики молчат. Смотрят и молчат.
— Если сейшась ви не назваль вашему директор тот, кто пашкаль одеель, все мальшик будут остафлен сегодня без ужин! — сердито закричал m-r Шарль.
Это была серьезная угроза. Остаться без ужина неприятно, а выдать собаку жалко. Чего доброго, ее прибьют и выгонят из дома.
Кудлашка всем нравилась. С ней успели подружиться. Выдавать ее было немыслимо. Вдруг чей-то тоненький голосок пискнул неожиданно:
— Александр Васильевич, это сделали не мы, а… собака.
Графчик Никс не докончил своей фразы, потому что Витик Зон, находившийся подле него, изо всех сил ущипнул его за руку.
— Вот
В ту же минуту Алек выпрыгнул перед грозные очи своего начальства и сказал:
— Это сделал я, господин директор! За ним выскочил Витик Зон.
— И я тоже! — произнес он.
За Витиком Антоша Горский.
— И я! И я тоже!
— И я, Александр Васильевич!
— И я!
— И мы!
— И мы тоже!
Павлик Стоянов, Вова Баринов, близнецы Тото и Ноно Вогурины, Миля Своин, словом, все мальчуганы, кроме Никса и Гоги, смело называли себя, выскакивая вперед. Им было жаль выдавать собачонку, такую умную, такую веселую и вдобавок героиню, так как она вытащила из воды этого смешного златокудрого мальчугана. И, не сговариваясь между собою, мальчики решили отстоять Кудлашку.
Макака, должно быть, сразу понял, в чем дело, потому что сурово произнес:
— Вы все, марш отсюда! И ты тоже слезай, и пусть тебя оденут в чье-нибудь платье! — обратился он к Миколке. — Ты, очевидно, здоров! Ну, живо у меня, налево кругом, шагом марш!
И директор, который не мог долго сердиться и любил своих воспитанников, точно своих собственных детей, хлопнул в ладоши.
Мальчики шарахнулись к двери с хохотом и визгом.
Миколка соскочил с комода и кинулся вслед за остальными. За Миколкой помчалась и Кудлашка, оглушительно лая и хватая за икры бегущих. Кар-Кар, Жираф и Макака остались одни.
Лишь только мальчики исчезли за дверью, Макака, следя глазами за Миколкою, сказал:
— Красивый мальчуган. В нем есть что-то особенное. Глазенки так и горят умом. Я оставлю его в пансионе. Он сирота, и никто не явится за ним. Буду его учить всему, чему учат остальных. Мне кажется, что из него выйдет толк.
— О, господин директор, ви добра, как ангель! Но кто вам будет заплятить за новый мальчуган? — произнес Жираф, крепко пожимая руку директора.
— Бог заплатит мне за него, m-r Шарль. Это Божье дитя. Упал к нам, как с неба. Удивительный мальчик! Не правда ли, Карл Карлович? — обратился он к немцу.
Карл Карлович ничего не понял, но все же закивал своей круглой головою, покрытой густыми и обильными для такого старого человека, волосами.
Дело в том, что Карл Карлович носил парик, но тщательно скрывал это и был твердо убежден, что никто этого не знает.
Директор был очень доволен, что Карл Карлович согласен с ним, и произнес решительным голосом:
— Итак, я беру этого бездомного крестьянского мальчика к нам в пансион и надеюсь, господа, при вашей помощи сделать его прилежным учеником, который будет служить примером для других. Пусть хоть один бедный мальчик воспитывается у нас бесплатно. Я убежден, Господь сторицей воздаст нам за это.