Дом шалунов
Шрифт:
Алек не докончил своей фразы и сам зарыдал.
Неслышно пробирались мальчики по аллее сада к самому концу его, где была калитка, выходящая на большую дорогу. Здесь стояла небольшая часовенка, выстроенная г. Макаровым в год смерти родителей Жени и Маруси. Там ежегодно служилась панихида по ним.
Когда «рыцари» прошмыгнули через калитку и, пройдя шагов пять, очутились в часовне, тишина маленького храма странно подействовала на них. Они почувствовали себя такими крошечными и ничтожными в сравнении с Тем Великим и Могучим, Кто незримо присутствовал здесь, среди них,
Все мальчики разом, как по команде, опустились на колени перед иконой Спасителя, и горячая детская молитва понеслась к Богу.
Теперь все эти черненькие, белокурые и русые головки были полны одною мыслью, их сердца бились одним и тем же желанием, все до одного.
— Господи! — выстукивало мучительно каждое сердечко. — Сделай так, чтобы выжил наш Котя, сделай, Господи!
И полные святой детской веры и надежды глазенки впивались со слезами в кроткий лик Спасителя.
Мальчики молились так горячо, что не слышали, как по дороге застучали копыта лошади и как маленький тарантас подкатил к ограде сада, а вслед затем к дверям часовни приблизилась невысокая женская фигура и остановилась у порога при виде молящихся.
Не слышали дети и того, как из толпы их неожиданно выделился Гога, как маленький Владин приблизился к образу и, припав к подножию Христа, стал молиться, позабывшись, вслух.
Мальчики опомнились только тогда, когда взволнованный голос Гоги прозвенел на всю крошечную церковь:
— Господи! Я буду хорошим, добрым, честным мальчиком, клянусь Тебе, Господи! Я постараюсь исправиться и любить ближних больше самого себя! Только спаси Котю! Спаси Котю, добрый, милостивый Христос…
И Гога припал к образу и забился у ног Его в рыданиях.
Чья-то нежная рука легла на его плечо, нежные губы коснулись его лба. Гога оглянулся.
— Мама! — вскрикнул мальчик.
ГЛАВА 12
Неожиданная радость. Он! Ему становится лучше. Его мама
— Мамочка! Мама! — и Гога осыпал руки и лицо молодой женщины поцелуями.
Мама отвечала ему тем же. Она не узнавала своего Гогу в этом странно изменившемся мальчике. Прежнее капризно-надменное выражение исчезло с его лица. Глаза не смотрели на всех с суровой неприязнью. Они были печальны и тоскливы, эти глаза, полные слез. Гога точно переродился.
— Мамочка, как ты приехала? Так неожиданно! И ничего не написала! — забросал Гога вопросами мать.
— Я получила письмо от твоего директора, где он написал о страшном происшествии с быком и о том, что один мужественный, смелый и благородный мальчик спас тебя от верной гибели. Я и приехала поблагодарить этого мальчика и повидать тебя и его, — отвечала госпожа
— Ах, мама, он, Котя, он умирает. Мы пришли сюда молиться за него, — прошептал Гога.
— Да, он умирает, — хором повторили пансионеры, окружая госпожу Владину и ее сына.
— Бедный ребенок. Неужели ему суждено погибнуть за его великодушный поступок, — печально проговорила молодая женщина и потом тихо спросила у окружающих ее детей:
— А мне позволено будет повидать его?
— Ну, конечно, — отвечал Алек, — ведь он все равно лежит без чувств. Вы его не можете потревожить. Позвольте, я проведу вас туда.
— Пожалуйста, милый Гога, не пойдешь ли и ты взглянуть на твоего спасителя? — предложила она сыну.
— Александр Васильевич нам запрещает в лазарет, — отвечал ей кто-то из мальчиков.
— В таком случае я пойду одна. Ты подождешь меня, хорошо, мой мальчик?
— Хорошо, мама!
Госпожу Владину проводили до дверей комнаты больного.
У порога ее встретил директор и горячо пожал ей руку.
— Я знал, что вы чуткая, отзывчивая и захотите непременно повидать того, кто спас вашего Гогу, — произнес он тихо. — Он очень плох, несчастный мальчик. Впрочем, сейчас ему чуточку лучше, нежели было утром.
От этих слов на лице г-жи Владиной и на лицах сопровождавших ее мальчиков отразилась улыбка надежды.
Потом вновь прибывшая вошла за директором в комнату больного. Толпа маленьких пансионеров притаилась у дверей.
Попав из светлой комнаты в полутьму спальни лазарета, госпожа Владина ничего не могла разобрать в первую минуту. К тому же острый запах лекарства, царивший здесь, ударил ей в голову. Ей сделалось почти дурно, и она едва устояла на ногах. Мало-помалу глаза молодой женщины привыкли к темноте, и она различила большую кровать в углу, кресло и столик с лекарствами подле постели, директора, сидевшего в кресле, и что-то маленькое, круглое, обложенное пузырями со льдом посередине подушки.
Госпожа Владина приблизилась к постели, наклонилась и поцеловала маленькую худенькую ручку, выбившуюся из-под одеяла.
— Спасибо тебе, смелый, отважный мальчик, спасибо, что спас моего Гогу, — произнесла она и поспешно отошла от постели.
— Вы видели его близко, сударыня? — спросил ее директор.
— Нет.
— Я вам покажу его сейчас. Мы приподнимем штору. Все равно придется давать ему лекарство и потревожить его. Удивительный мальчик, я вам скажу. Я редко встречал таких детей. Во время болезни он сильно изменился. Пришлось срезать ему волосы. Они были как чистое золото.
— Как золото, говорите вы? — рассеянно проронила молодая женщина и снова наклонилась над постелью больного.
Александр Васильевич осторожно поднял штору. Луч солнца ворвался в комнату и осветил Котю. Этот свет потревожил его. Его веки слабо затрепетали. Черные глаза широко раскрылись и странным взглядом окинули незнакомую даму, стоявшую у его постели. Он пошевелил головою, и тяжелый мешок со льдом свалился с его темени и лба.
Молодая женщина наклонилась над больным мальчиком.